Демон искушения - Галина Владимировна Романова

К ужину возвращался Степан. Они усаживались за стол. Неторопливо ели, разговаривали, время от времени касаясь губами края бокала с хорошим вином. Потом шли в гостиную, смотрели телевизор, снова разговаривали. Потом шли в спальню.

Секс у них был каждый день. Ровный, милый, приятный, без ненужной порывистости и иссушающей страсти. Они забирались под одеяло. Какое-то время Степан молча настраивался на исполнение супружеского долга. Юля в это время тихонько лежала рядом, нежно поглаживая его живот. Потом он к ней разворачивался, несколько раз целовал в губы и грудь, потом взбирался на нее, либо поворачивал ее к себе спиной, либо усаживал сверху, в зависимости от того, как им обоим этого хотелось. Дожидался ее, потом поспевал следом и шел в ванную, а следом на кухню программировать кофеварку. Затем возвращался в кровать, дожидался жену после душа, пристраивал ее головку на своем плече, и они мирно засыпали.

И Степана, и Юлю такое положение вещей вполне устраивало. Менять никому ничего не хотелось. Так было день за днем. Так — планомерно, спокойно и мирно — протекала их совместная жизнь. И им в ней было очень уютно.

Мягкой и бархатистой казалась Юле ее жизнь. И она барахталась в ней, куталась в нее, втягивала ноздрями этот тонкий аромат безмятежности и совершенно ничего — уж точно — не собиралась в ней менять. И что самое главное — никогда за совместно прожитые годы у нее не возникало мерзкого чувства высыпавших мурашек под лопатками, и голову в плечи, будто от ледяных брызг, ей вжать не хотелось. А тут…

Очень быстренько Юля оделась, порывшись в своей дорожной сумке. Натянула свежую кофточку на трех пуговичках, шорты, сунула ноги в сандалии. Вытащила из дверного замка ключ и вышла из номера.

Она не собиралась следить за Степаном — боже упаси! Не собиралась идти по его следу, кто мог сказать подобное! Ее просто подгонял беспокойный зуд, утихомирить который могло только присутствие любезного сердцу супруга. Вот она и вышла из номера.

На стоянке возле машин его не было. В ресторане, куда она отправилась следом, тоже. Рыхлая женщина с копной смоляных кудрей улыбнулась ей и спросила на ломаном русском, не изволит ли она поужинать.

— Да, да, непременно, только чуть позже. Мужа отыщу. — Юля ответила ей улыбкой. — Он не заходил сюда? Высокий голубоглазый блондин… Очень симпатичный…

Женщина скользнула по ней оценивающим взглядом и тут же с характерной ухмылкой отрицательно мотнула головой. Юля вспыхнула. Сделалось обидно до неприятного.

Ну да, она не красавица. Не супер и не топ-модель, но и не дурнушка. Поэтому нечего на нее смотреть, как на существо недостойное пребывать рядом с высоким, симпатичным, голубоглазым блондином. Они очень даже видная пара и вполне достойны друг друга. А шарма у нее на десятерых хватит. А тело ее, между прочим, Степан называет невозможно соблазнительным, вот!

— Если ваш муж в халате и с телефоном, то он на балконе в шезлонге с северной стороны мотеля, — подсказал вдруг кто-то со спины. — Он уже там минут десять разговаривает с кем-то.

Обернувшись, она обнаружила возле барной стойки совсем юную девушку, чуть уменьшенную в размерах копию той женщины, что оценила с ходу ее так низко. Дочь, наверное, подумала Юля, поблагодарив ее кивком головы. Улыбаться что-то расхотелось. Повернулась и пошла из ресторана к винтовой лестнице, с которой начинался обруч балкона с низкими литыми перильцами.

Степан нашелся. Да и куда он мог подеваться, господи! Чего это ей в голову и в душу полезло идиотское чувство беспокойства, поплелась его искать? Теперь вот ко всему прочему еще и легкая досада примешалась. Досада на противную тетку, посмевшую взять под сомнение ее — Юлино — очарование. Можно подумать, эта рыхлая женщина решает, кому конкретно надлежит быть рядом с симпатичными голубоглазыми высокими блондинами. Тоже еще — ценительница!..

Муж нашелся именно там, куда ее отослала дочка противной тетки. С северной стороны здания на балконе стояло несколько столиков и шезлонгов. Провисший от безветрия парус навеса радовал глаз ярко-желтой с оранжевым полоской. От него к перильцам была натянута леска, по которой резво вился дикий виноград. Тень, благодатная прохлада, какой-никакой, но свежий воздух. Понятно, с чего Степана потянуло именно сюда.

Он сидел в шезлонге к ней вполоборота, далеко вперед выбросив длинные ноги, и с ленивой грацией преуспевающего в жизни и издерганного этой же самой жизнью бизнесмена потирал переносицу. Есть, есть такая у них манера, не надо спорить. И всегда можно распознать их даже по тому, как они поворачивают голову. Не так она у них поворачивается, поверьте, как у простых смертных, только что выскочивших из заводской проходной. И взгляд не такой. Не так совершенно он у них работает. Загадочно и непроницаемо он у них помаргивает, как прикрытый защитным экраном монитор компьютера. И какая потом оттуда заставка выскочит, что именно преподнесет на рабочий стол их нестандартное деловое мышление, одному черту может быть и известно. Потому как бог тут совершенно ни при чем.

Не с его молчаливого согласия сколачиваются огромные состояния. Не он благословляет на поглощение мелких компаний крупными. Не стал бы он терпеть толпы выброшенных на улицу сотрудников, уволенных по сокращению штатов, и уж тем более никогда бы не примирился с жестким устранением конкурентов.

Не все, конечно, прибегают к таким вот методам, но бывает…

И взгляд, и походка, и манера сидеть за столом либо в шезлонге у них своеобразная. За столом переговоров, к примеру, они деловиты, собранны, сдержанны и настороженны. Как бы не обошли, как бы чего не вышло. А на отдыхе, как вот теперь ее Степан расселся, они сиживать изволят совершенно иначе. Тело расслаблено, манеры вальяжные, взгляд рассеянно мерцает. Только вот мало кому известно, что подобное мерцание обманчиво. Оно много чего таит в себе. И такого вот обманчивого мерцания Юля немного опасалась. Оно не беспокоило ее, нет. Оно просто было ускользающим, трудно поддающимся пониманию. И это делало ее любимого мужа Степана немного… немного чужим, наверное. А это не могло Юле нравиться. Она же любила его, уважала, боготворила, невзирая на заповедный запрет.

— Я сказал, два! — услышала она его устало-возмущенный возглас, подкрадываясь незаметно. — Сколько можно об одном и том же, не понимаю! Нет, никак… Да, понятно… нет, не догадывается и даже не знает. Все, конец связи.

Степан свернул разговор, неторопливо опустил руку с телефоном к колену и принялся тихонько постукивать крохотной игрушкой по коленной чашечке. Расслабленность позы немного утратила свою грацию. Степана будто крапивой по спине стегнули, настолько он был напряжен. И Юля решила немного исправить ситуацию, подобравшись к мужу совсем близко.

— Милый, привет, — шепнула она ему в ухо, обнимая со спины за плечи. — Бросил меня, да? У ты какой…

— А-а-а, малыш, — пробормотал он с зевотой.

Но сонливость получилась у него какая-то ненатуральная. Конечно, при такой напряженной спине какой может быть сон? Да и разговор, свидетельницей которого она оказалась, у него, кажется, вышел малоприятным.