Корректировщик. Остановить прорыв! - Георгий Крол

Ладно, раз такое дело, вполне могу пробежаться. Вспомнить курсантскую молодость. Ха-ха-ха три раза. Я встал, привычно застелил койку и быстро оделся. Камуфляжные штаны, защитного цвета футболка и кроссовки. Для утренней разминки самое то. Вышел из комнаты, стараясь не шуметь, запер дверь и пошёл к выходу. В коридоре было тихо и пусто. Ещё бы, выходной день и раннее утро. Это только меня черти подняли в такую рань.

За столом в холле сидела женщина. Я знал её всю жизнь. Годы на ней упорно не сказывались. Разве что глаза спрятались за элегантными очками. Ещё, страшный секрет, она красила волосы: слишком много в них появилось седины. Зато фигурой она могла поспорить с моими одноклассницами. Тонкие пальцы аккуратно перевернули страницу. Эти пальцы могли ласково взъерошить волосы на макушке или сердито хлопнуть по столу, призывая к тишине. А ещё они могли мягко, почти неслышно подоткнуть одеяло, сбитое в тревожном сне.

Давным-давно, когда я был маленьким, мы звали её Мария Витальевна, она была нашим воспитателем. Теперь, спустя двадцать лет, достигнув пенсионного возраста, она всё равно осталась с нами, пусть и в роли ночной дежурной. Но все мы знали, что она, как и раньше, каждую ночь обходит комнаты младших, добрыми руками и тихим голосом убаюкивая беспокойных.

– Ой, Никиток! Ты чего это в такую рань?

Только она называла меня так. И только наедине. Во время занятий мы становились Никитами, Сергеями и Михаилами. В свободное время она звала нас ею самой изменёнными именами. Меня, к примеру, Кит. И только один на один я для неё Никиток. А она для меня – Мама! Это наш секрет. Когда мне было лет двенадцать, она собиралась меня усыновить. Как же я был счастлив! Но потом представил, как ухожу из своей комнаты, а ребята остаются. И не смог.

Мы проговорили и проплакали целый вечер. Она тоже колебалась, ведь все здесь, на тот момент шестнадцать мальчишек и одиннадцать девчонок, были её детьми. И мы с ней приняли решение. Я остался. Но теперь иногда, наедине, звал её мамой. А потом в письмах, которые писал из училища на её домашний адрес. Я обошёл стол и, присев на корточки, положил голову к ней на колени.

– Всё хорошо, мама! Просто опять странный сон. А снова засыпать уже поздно. Решил пробежаться с утра.

Она отложила книгу и погладила меня по голове.

– К завтраку прибежишь? Или опять только к обеду про нас вспомнишь?

Ответить я не успел, на столе зазвонил телефон. Мама сняла трубку:

– Детский дом!

На той стороне будто кто-то поперхнулся, в тишине звуки из динамика были слышны отчётливо, и сразу раздались гудки. Мама удивлённо пожала плечами и вернула трубку на место. А у меня странно заныло в груди. Однако ласковая рука снова прошлась по волосам, и непонятная тревога испарилась.

– Мам, ты забыла. В одиннадцать соберутся ребята, и мы уедем. Дней на пять.

Она засмеялась.

– Ну как же! Уговорили тебя всё-таки Медведь и его реконструкторы. Только я подзабыла, куда вы едете.

– На Днестр. Если точнее, то в район Ямполя. Ладно, я пойду, мам.

Только увидев, как на её лицо набежало облачко, – вспомнил. Для неё любое напоминание о Днестре – боль. Её дед был майором, служил в Белецкой комендатуре. Когда группа Клейста только начала прорыв, семьи командиров попытались эвакуировать на другой берег, рассчитывая разместить их в санатории им. Ленина. Кто же ожидал, что события будут развиваться настолько стремительно и страшно… Дед погиб в ходе боёв. А группа женщин и детей застряла на этом берегу, паром не работал. Тут их и нашли румыны. Вояки они те ещё, а вот грабить и насиловать…

Спастись удалось немногим. Мамина мама, тогда тринадцатилетняя девчонка, была одной из выживших. Физически она оправилась относительно быстро, но вот лечить психику ей пришлось до конца жизни. Замуж она вышла поздно и пробыла в браке недолго, а потом все заботы легли на мамины плечи. Так что замуж моя мама так и не вышла. Под конец жизни «бабушка» стала разговаривать во сне. Точнее, кричать и плакать. Вот тогда, просиживая ночи у её постели, мама и узнала, что произошло на берегу. И старалась не упоминать название реки. А про румын вообще слышать не могла.

Я, извиняясь, погладил её по плечу, чмокнул в прохладную щёку и вышел из здания. Идя по дорожке к воротам, внимательнее присмотрелся к изменениям во дворе. Раньше тут была большая спортплощадка. Теперь её уменьшили, а освободившееся место занимали качели, карусель и другое игровое оборудование для детей. Оно и понятно. Раньше нас было всего-то двадцать семь человек. И все примерно одного возраста. Разница была максимум два года. А теперь мы повырастали и разъехались кто куда. Нет, для нас оставили несколько комнат, но детдом медленно становился обычным учреждением для сирот. А раньше был чем-то средним между детским домом и научно-исследовательским институтом. Дело было в нас – детях ниоткуда.

Это началось в 90-х. В разных местах стали находить подкидышей. Это было дикостью, о которой успели забыть. А тут почти три десятка случаев за пару лет. Ребёнок и записка с Ф.И.О. Поначалу было несколько гневных статей в газетах, но… и всё. Откуда появились новорождённые младенцы, так и не смогли выяснить. Потом, когда мы немного подросли и научились говорить, стало интересней. Всем нам, где бы мы ни находились, снились похожие сны. Странные сны из другой жизни. А ещё мы задавали вопросы, от которых воспитатели впадали в шок.

Вот тогда где-то наверху соединили все факты воедино и собрали нас вместе. Двухэтажный особняк в тихом переулке стал нашим домом. Тут мы жили, тут нас исследовали. До третьего класса мы даже учились тут же. Собственно, «исследовали» – это не совсем точно. Само собой нам делали всякие СИТИ, УЗИ и прочие флюорографии. Но в основном нас расспрашивали.

Это стало привычным – после завтрака рассказывать людям в белых халатах, что нам снилось. Потом уже, когда вырос, стало понятно, что при этом нас подвергали гипнозу. Чтобы рассказы были максимально подробными. Но это продолжалось недолго. Годам к тринадцати сны прекратились. У всех, кроме меня. Но видел я их всё реже и постепенно убедил научников, что больше мне ничего интересного не снится. Так что с пятнадцати лет для всех я стал обычным парнем. Хотя лично со мной странные вещи продолжали происходить.

Начал заниматься спортом, всеми видами понемногу. После сделал упор на стрельбе и беге. Ну, ещё немного бокс. В школе особо выделял иностранные языки. Да вообще почти все мы, детдомовцы, были отличниками. Что ещё интересно – все мы рано выбрали, чем будем заниматься. Возможно, потому, что одним из проводимых над нами исследований было психологическое тестирование. Учёные старались выявить наши способности и склонности.

Кое-чего они добились. К примеру, у меня быстрая реакция на смену обстановки. А ещё способность чётко оценивать ситуацию в целом. Как результат – я выбрал армию. Мой лучший друг Мишка, он же Медведь, запоминает информацию целыми страницами и практически с одного взгляда. А ещё здорово экстраполирует данные. Он выбрал историю. Из оставшихся двоих соседей по комнате один мастерски улаживал любые конфликты, неизбежные при постоянном общении, и сейчас учится на дипломата. Другой – можно сказать, живой компьютер и учится, соответственно, на экономиста.