Мертвая сцена - Евгений Игоревич Новицкий

— Зато главная роль, — парировал я.

— Ты любую манекенщицу мог бы пригласить, — к Алле вернулся ее шутливый тон. — Она ничуть не хуже смогла бы сыграть. Ведь и играть особо ничего не надо. Ходи и… как ты там говорил?

— Ходи и являй собой красоту, — охотно напомнил я.

— Вот-вот, являй собой… Так что манекенщица, по-твоему, не справилась бы? Среди них очень хорошенькие попадаются.

Я умилился, подсел к Алле и обнял ее за плечи:

— Мне не нужны ни хорошенькие, ни даже очень хорошенькие. Мне нужна подлинная красавица. И с богатым внутренним содержанием. Словом, более подходящей кандидатуры на эту роль, чем ты, я во всем Союзе не найду.

— Горе ты мое, — нежно проворковала Алла и, не выпутываясь из моих объятий, запрокинула голову назад. Я тотчас припал горячими губами к ее белоснежной шее.

Начались трудовые кинематографические будни. С каждым днем я все успешнее забывал о случившемся в минувшие выходные.

В пятницу мы досняли последнюю сцену и тем самым ровнехонько уложились в график. Я ликовал. Всю следующую неделю посвящу монтажу. Это моя любимая стадия в производстве фильма.

В субботу же утром мы с Аллой поехали на дачу. Она была здесь впервые. Я водил ее по участку, демонстрируя чуть ли не каждую травинку, тогда как пресловутый сарай будто не замечал.

В конце концов Алла сама обратила на него внимание:

— А это что за будка?

— Вот именно будка! — натужно рассмеялся я. — Надо будет, пожалуй, снести эту рухлядь. Зачем она нам?..

— А что там внутри? — полюбопытствовала Алла, приотворяя скрипучую дверь.

Вошли внутрь.

— Ну вот, — тупо сказал я, очертив рукой узкое пространство. — Как видишь, ничего особенного. Какие-то старые инструменты. Стол вот столярный. — Я пнул установленный напротив двери древний верстак.

— Да здесь не все такое уж старое, — протянула Алла. — Вот смотри — лопата совсем новая.

Моя любимая взяла лопату, а я похолодел. И как я мог оставить ее здесь?! Прямо, так сказать, на месте преступления. Если, конечно, тайное захоронение жалкого самоубийцы можно всерьез назвать преступлением.

— Лопата, конечно, новая, — честно сказал я. — В прошлую субботу как раз купил по дороге на дачу.

— А зачем? — полюбопытствовала Алла.

— Да так, думал, может, что-нибудь вскопать придется, — морщась, выдавил я.

— И что — пригодилась? Вскапывал что-нибудь? — не унималась моя возлюбленная.

— Я только опробовал. Где-то там, — показал я рукой в неопределенную сторону.

— И как?

Господи, что же она так прицепилась к этой лопате?!

— Нормально, — промямлил я.

— Ясно, — наконец протянула Алла — и обернулась ко мне с лучезарной улыбкой: — Идем обедать?

— Конечно! — просиял я больше от облегчения, чем от ее лучезарной улыбки.

Пообедали. Потом снова побродили по участку, затем пошли готовить ужин.

— Скучно здесь, — призналась Алла после ужина.

Я чувствовал, что дело во мне. На самом деле это я сегодня скучный, особенно после оказии с лопатой.

— Обживемся еще, — успокаивающе промолвил я.

— Да, наверно, — равнодушно ответила Алла.

Зато уж ночью мы наконец нашли интереснейшее занятие. Надо сказать, давненько мы с моей музой так страстно не занимались любовью…

— Вот видишь, что получается от простой перемены ночлега, — с довольным лицом заметил я Алле после третьего раза, когда время тоже приближалось к трем ночи.

— Ты был прав — здесь все-таки неплохо, — уже почти сквозь сон пробормотала Алла.

Через минуту заснул и я.

Утром во время завтрака Алла вдруг замерла — и хлопнула себя по лбу.

— Что такое? — почему-то испугался я.

Она прожевала кусок бутерброда и пояснила:

— Я же к матери сегодня обещала заехать.

— И только-то? — расслабился я. — Ну заедем вечером.

Алла покачала головой:

— Я обещала с утра ей позвонить, а в обед заехать.

Я шумно выдохнул:

— Так что — предлагаешь уже сейчас уезжать?

— Давай я сама съезжу! — нашлась Алла. — Посижу у нее полчаса — и назад. А то… ты же знаешь мою мать.

— Знаю, — согласился я.

— Может, все-таки вместе сейчас поедем? — сказал я уже на улице, когда Алла уселась за руль, а я открыл ей ворота.

— Да не волнуйся, — улыбнулась она. — Максимум через два часа вернусь. Ну ладно, пока. Нагнись-ка.

Я нагнулся — она высунула из окна голову и быстрым движением чиркнула своими губами по моим губам. Затем пристегнула ремень — и нажала на газ.

А я еще долго стоял как потерянный и смотрел на удаляющуюся машину, покуда она не скрылась за дальним поворотом.

Через два часа Алла не появилась. Не появилась она и через три, и через четыре. Я уже начал беспокоиться.

«Что-то случилось, — с досадой думал я. — И зачем я ее одну отпустил? И непонятно, как самому теперь отсюда уезжать… На вечернем автобусе разве. Да, придется его дожидаться, если Алла так и не вернется».

Но на автобусе я не поехал, хотя и Алла не появилась. Произошло кое-что необычное, чего я меньше всего ожидал. Пускай для ожидания того, что случилось, у меня на самом деле были все основания. Короче говоря, ко мне на дачу пожаловали милиционеры. Сразу трое, не считая собаки. Сперва заколотили в ворота, я открыл — и они поспешно прошли на мой участок. И сразу же стали обшаривать все его уголки, нагло не отвечая на мои вопросы. Собака как сумасшедшая обнюхивала каждый квадратный сантиметр моих шести соток.

— Что в сарае? — вдруг показал рукой на подсобное строение один из визитеров — кажется, старший лейтенант. Это было первое, что я услышал от них.

— Ничего. Инструменты, — даже не сказал, а, по-моему, просто прошевелил я губами.

— Мухтар, след! — скомандовал собаке второй из троицы стражей порядка.

Симпатичная немецкая овчарка подбежала к сараю — и, к моему удивлению, сама открыла дверь, не такую уж и легкую.

Тот, кто командовал, придержал дверь спиной и стал наблюдать. Мухтар оперативно обнюхал землю — и, обернувшись к своему командиру, два раза пронзительно гавкнул. А затем принялся разрывать могилу Носова.

— Ладно, Мухтар, рядом, — негромко сказал псу стоявший у двери милиционер.

Двое других стражей порядка приблизились ко мне — и старший лейтенант, выразительно покосившись на раскрытый сарай, спросил:

— Так что у вас там?

— Как видите, ничего, — сипло ответил я.

— А если подумать? — усмехнулся другой.

— Тихо, Петренко, — цыкнул на него старлей. И вновь обратился ко мне: — Может быть, сознаетесь, прежде чем мы сами раскопаем?

— Сознаюсь… в чем? — еще более сдавленно вопросил я.

— Это уж вам виднее, — хмыкнул служитель закона.

— Я не знаю, о чем вы говорите, — уже тверже сказал я. Мысль о том, чтобы рассказать, что произошло неделю назад на