Хлопушка с прицелом - Евгений Игоревич Новицкий

Евгений Новицкий

Хлопушка с прицелом

© Новицкий Е.И., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Часть первая

Герман

1

Кинорежиссер Герман Графов лежал в постели, курил и сердито переговаривался со своей любовницей Галиной.

— Нет, ну ты подумай, — жаловался Герман, — куда ни плюнь — всюду статьи об этом «Воскресении»! И причем все — хвалебные… Ну хоть бы один какой-нибудь писака вывалял это ничтожное «Воскресение» в грязи… Так ведь нет же — поют дифирамбы! «Удачное переложение классики»… «Герои Толстого предстают на экране как живые»… Ты представляешь: как живые! Как будто они хоть когда-нибудь были живыми, эти самые персонажи… А уж в фильмах Жнейцера живых людей попросту не бывает, о чем бы он ни снимал! У него одни только безликие манекены — всегда, везде…

— Ну перестань, перестань, — попыталась успокоить Германа Галина. — Мало ли что пишут… Это еще ни о чем не говорит. Думаешь, публике охота смотреть такую скучищу?

— Разумеется, неохота, — согласился Герман. — Это же худшее произведение Толстого! Абсолютно вымученное, ничтожное, никчемное… Такая тягомотина, что просто на зубах вязнет… Подобную ерундистику только Жнейцеру и снимать…

— Вот видишь! — негромко воскликнула Галина.

Но Герман продолжал возмущаться:

— Если бы за успех у нас отвечал только зритель, я бы и внимания не обратил на это паскудное «Воскресение». Но ведь это не так! У нас же все шиворот-навыворот, сама знаешь… Кого партия одобрит, тот и в дамках…

— Ну уж, — усомнилась Галина. — Какое дело партии до экранизаций допотопных романов…

— Не скажи, не скажи, — покачал головой Герман. — Партия, видишь ли, печется о престиже нашей страны, особенно за рубежом. Как бы в наших газетах ни клеймили Запад, на деле партия только и ждет, как бы на этом самом Западе прогреметь… И не важно с чем: с балетом, с космосом… или вот с трупом Льва Толстого…

Галина хмыкнула:

— Хочешь сказать, они это «Воскресение» за рубеж отправят?

— Как пить дать, — скривился Герман. — И по фестивалям разошлют, и в прокат продадут. В европейский, а может, и в американский…

— Да ладно! — отмахнулась Галина. — Уж там это тем более никому не интересно.

— Ошибаешься, — сказал Герман. — В Европе, видишь ли, немало снобов. И, в отличие от наших московских, снобы европейские не просто рассуждают о своей причастности к так называемой высокой культуре. Они эту самую культуру еще и потребляют. Давятся, насилуют себя — но все же потребляют. В частности, исправно ходят на премьеры определенных фильмов. Обычно тех, которые снимают Бергман, Феллини, ну и другие такие же заумные модернисты… Помнишь, мы в Доме кино смотрели «Дорогу» этого самого Феллини?

— Помню, — усмехнулась Галина. — Такая тоска…

— Вот именно, — подтвердил Герман. — Но тем не менее эта картина прославилась на весь мир. И славу ей сделали как раз эти кретины-снобы…

— Ну хорошо, — перебила Галина, — а наш Жнейцер-то здесь при чем? Неужели европейские снобы и его смотрят? Я удивлюсь, если они хотя бы знают о его существовании…

— Разумеется, не знают, — отвечал Герман. — Но зато знают о существовании Достоевского и Толстого. Они их даже, представь себе, читают! В отличие от нашей доморощенной интеллигенции, которая не читает ничего, кроме «Нового мира»…

— Наши еще самиздат читают, — вставила Галина.

— Да, случается, — не стал спорить Герман. — Но в самиздате Достоевского и Толстого не печатают. Они же у нас и так изданы — официально. Причем огромными тиражами. И потому тупой нашей интеллигенции Толстой и Достоевский неинтересны. Чуть менее тупой европейской интеллигенции Лева с Федей тоже до лампочки, но тем не менее их там читают… Вообще, все, что европейцы знают о России, они почерпнули у этих двух писателей…

2

Любовники замолчали.

— Нет, ну почему же так? — произнесла вдруг Галина. — Ведь наши с тобой фильмы гораздо лучше, интереснее, талантливее того, что снимает Жнейцер и ему подобные…

— А ты бы объяснила это Комиссии по определению категорий, — горько усмехнулся Герман. — Они ведь неизменно присуждают мне вторую категорию! А жнейцерам — завсегда первую, какую бы паршивую дрянь они ни выдавали…

— Все-таки почему же так происходит? — не успокаивалась Галина. — Должно ведь быть какое-то объяснение…

— Тут много всего, — поморщился Герман. — Прежде всего, жнейцеры — конъюнктурщики. Я-то снимаю только то, что лично мне нравится, а они, понимаешь, — то, что понравится начальству…

— Неужели начальству может понравиться такая чепуха, как «Воскресение»? — недоуменно сказала Галина.

— Опять ты за свое, — вздохнул Герман. — Говорю же: никому это не может понравиться. Но поскольку это Лев Толстой, начальство делает вид, что им нравится… Жнейцеры знают это, вот и экранизируют всех подряд: всех этих устаревших толстых, лермонтовых, гончаровых…

— Печориных, — вставила Галина.

— Не смешно, — угрюмо посмотрел на нее Герман.

— Ну, а почему бы и тебе чего-нибудь не экранизировать? — предложила Галина, наклонив голову.

— Да я пытался, — напомнил Герман. — Но ведь все уже разобрано! Паразиты подсуетились — на годы вперед забронировали решительно всю классику. «Войну и мир» забрал Бондарчук, «Преступление и наказание» — Кулиджанов, «Даму с собачкой» — Хейфиц… Даже смехотворные «Двенадцать стульев» — и те уже заняты Гией Данелией…

— Единственным талантливым из тобой перечисленных, — заметила Галина. — Ну, а мы-то с тобой в этом году что будем снимать?

— Не знаю пока, — процедил Герман и нервно зажег очередную сигарету. — Я уже пять сценарных заявок подал. Ни одна пока не одобрена… Да даже если и одобрят… Что дальше? К чему это приведет? Ну, сниму я еще одну картину. Ей опять дадут вторую категорию, и никто ее толком не увидит… А жнейцеры продолжат варганить свои дефективные «Воскресения»… И так всю жизнь.

— Неужели это никак нельзя изменить? — простонала Галина.

— Пока живы жнейцеры? — фыркнул Герман. — Исключено!

— Живы, говоришь, — повторила Галина. — А тогда знаешь что — убей Жнейцера!

— А что, это мысль, — хмыкнул Герман, выпуская дым из обеих ноздрей. — Очень неплохо было бы прикончить этого паразита… Только вот как?..

— Отрави его, — хихикнула Галина.

— Как Катя Маслова отравила купца? — усмехнулся Герман.

— Какая Катя? — не поняла Галина.

— Ну, эта, из «Воскресения»…

— А-а, — протянула Галина. — Что ж, вот именно так его и отрави. Поступи с ним, вдохновившись, так сказать, его же опусом.

— Гм, — только и произнес Герман, после чего надолго задумался.

Когда Галина уснула, он встал и, не включая свет, взял с полки томик Толстого. Герман помнил, что роман «Воскресение» находится в предпоследнем