Рапсодия в стиле блюз - Елена Мищенко

Сергей вышел, я остался один. Она встала.

– Ходим со мною (она говорила на комбинированном русско-украинском языке). Ходим, ходим.

– Так за что нас в милицию, – испугался я.

– Та яка тут милиция. Нам тут поговорить не дадут. Пишлы зи мною.

В ее кабинете оказалась своя дверь на улицу. Мы вышли и двинулись вдоль железнодорожного полотна. Когда мы проходили мимо известного нам желтого домика, то увидели, что туда переместилась наша знакомая с метлой.

– Зинка! – прокричала ей начальница. – Скажи хлопцу, шо там на чемоданах, шоб почекав. Вставь лампочку у чоловичому туалети та выгони звидтиля пидора – мени говорили, шо он там завелся, гони прямо метлой. Коли мене пытать будуть, кажы, що скоро буду.

Мы шли вдоль обычных железнодорожных лабазов. Возле второго она остановилась и отперла дверь. Мы вошли в тамбур. За ним неожиданно оказалась довольно уютная комната. В ней разместились стол с тремя стульями, старый диван, шкафчик типа буфета. В углу стоял отопительный козел – кусок асбестоцементной трубы на козлах, обмотанный спиралью. Дама уселась на диван, указав мне на стул.

– А теперь говори мне, как на духу. Только не бреши. У нас станция маленькая, и все видно. Никто еще не отставал от поезда с чемоданами.

Когда я ей как следует поплакался на наши злоключения, она смягчилась.

– Студент, говоришь? Без денег? Ну ладно – помогу, чем смогу. Наверное еще голодный. Она поднялась, открыла буфет, достала колбасу в бумажке, хлеб и два помидора.

– Выпьешь?

Не дожидаясь ответа, достала два граненых стакана и бутылку с мутным содержимым. Налила по трети стакана.

Выпили. Она налила опять.

– Так говоришь – архитектор. Закончишь институт – приезжай до нас. У нас городок маленький. Все люди на счету. А мужиков после войны совсем мало осталось, да и те, кто старые, кто инвалиды.

Говоря это, она сняла китель и начала расстегивать кофточку.

– А ты чего сидишь, как засватанный? Пожалела, накормила, напоила, а теперь еще и раздевать тебя должна? Не стесняйся – у нас тут все по-простому.

Я понимаю, что ты, дорогой читатель, ожидаешь рассказа о том, как я встал на дыбы и произнес монолог о великих моральных ценностях. К сожалению, это не произошло. Даже не могу сказать, что ее предложение вызвало у меня неприятные эмоции. Женщина она была симпатичная и, как показали дальнейшие события, многоопытная. Когда я оделся, она сказала:

– Через три часа посажу вас на проходящий, там договоритесь с проводницей насчет доплаты. А теперь иди и скажи Зинке, нехай приведет твоего приятеля.

Сергей встретил меня скандальными возгласами со слезой в голосе:

– Куда ты смылся? Я уже все вокруг обыскал, понял? – ни тебя, ни начальницы, что характерно, понял? Хоть бы предупредил, понял?

– Иди с Зинкой – это та, что убирает – и объясни начальнице все как есть – кстати ее зовут Галина Ивановна.

– Что характерно.

– … все как на духу. Она обещала посодействовать.

Я уселся на скамейку возле чемоданов и задумался, пытаясь переварить произошедшее. Сергей появился только через час. Он был немного под шафе, в веселом настроении. Меня он спросил шопотом.

– Неужели ты ее тоже шворил? – Нет в русском языке такого другого слова, как глагол, обозначающий любовные утехи, который имел бы такое количество синонимов. Причем для каждого времени характерны свои синонимы. – Ну и ненасытная же, что характерно.

– Какую это играет роль, – ответил я уклончиво. – Главное, что нас пристроят.

В Киев мы прибыли за неделю до начала занятий. Многих соратников по грядущему Блюзу еще не было, и мы решили с первым заседанием нашей шатии-братии немного повременить, так как к первой встрече нужно было прилично подготовиться. Но с самого начала года началась солидная загрузка: проект по статике сооружений, курсовая по железобетону, проект по градостроительству, курсовая по фортификации и, конечно, архитектурный проект. Последнее было самым сложным, так как никто не имел ни малейшего представления, какую архитектуру сейчас нужно предлагать. Еще не было принято постановление о борьбе с излишествами, еще была жива Академия, хотя слегка потрескивала, но на архитекторов уже начались многочисленные нападки. Все было неясно, и наше мероприятие заглохло на целый год.

Руководителем нашей пятерки по архитектурному проектированию был Александр Алексеевич, самый тихий член кафедры, тот самый, что на юбилее отца облил всех шампанским. У него была удивительная внешность. Бывают люди с выпуклыми лицами, бывают с плоскими. У «отца Александра», как называл его Виктор, было вогнутое лицо. Если провести прямую линию через наиболее выпуклые точки его лба и подбородка, то все его лицо оказалось бы за пределами этой линии. Здесь я еще раз убедился, что внешность накладывает отпечаток на характер человека. Он был мягким человеком, и в то же время характер у него тоже был вогнутый – он прогибался под каждым давлением. Принципиальность у него тоже была вогнутой, высказывался он обтекаемо, приспосабливался к любому предлагаемому мнению.

Но в данный момент, когда никто не знал еще, как бороться с излишествами, как относиться к индустриализации, и кого в конце концов можно считать корифеем в архитектуре Отец Александр оказал нам хорошую услугу – он достал программу на проектирование музея «Молодой Гвардии» в Краснодоне. В то время, как студенты, получившие задание на жилые дома, школы и клубы мучались, не зная, какие архитектурные формы дозволены, можно ли делать карнизы и пилястры, как быть с лоджиями и т. д., нам с такой мемориальной темой было позволено многое.

Я пришел к Александру Алексеевичу на консультацию с многочисленными эскизами. Он на консультациях никогда не вынимал карандаш из кармана и ничего не рисовал. Он раскладывал эскизы на столе, смотрел на них и молчал. Надо сказать, что когда он говорил, он это делал тоже шепотом. Но на сей раз он просто молчал. Минут через пятнадцать я не выдержал и начал объяснять свои эскизы. Он продолжал молчать. Когда я, наконец, закончил, он прошептал:

– Саша, а зачем тебе все это нужно?

– Как зачем? – не понял я. – Хочется сделать современное здание, с интересным архитектурным решением.

– Да нет, я не об этом, – прошептал он, помолчав и оглянувшись. – Вот тут широкие окна, а тут квадратные колонны. Зачем тебе это? Зачем тебе неприятности?

– Какие неприятности? Мне просто кажется, что так здание выглядит выразительнее. А вы так не считаете?

– Да нет, я может быть тоже так считаю, но пойми, еще не настало время. Сейчас реконструктивный период. Нужно все делать спокойнее, привычнее. Так что попробуй еще немного. У нас еще время есть. Может быть, за этот месяц все и прояснится. Попробуй, попробуй и обязательно покажи отцу. Пусть он тоже помозгует и какой-нибудь вариант одобрит. Тогда и нам с тобой будет легче – ведь он заведует кафедрой. И подумай насчет индустриальных конструкций.