Муза ночных кошмаров - Лэйни Тейлор

Для новых ужасов всегда найдется место. Теперь она это знала.

Прошлой ночью цитадель Мезартима чуть не свалилась с неба. Она бы раздавила город Плач. Если бы кто-то и выжил, то утонул бы в водах подземной реки, которая наводнила улицы. Но ничего не произошло, поскольку кое-кто предотвратил катастрофу. И не важно, что цитадель высотой в тридцать метров сделана из чужеродного металла и сформирована богом по подобию ангела. Лазло поймал ее – Лазло Стрэндж, мечтатель-фаранджи, который и сам каким-то чудом оказался богом. Он не дал цитадели упасть, и посему погибли не все, а только Сарай.

Что ж, это не совсем правда. Подрывник тоже умер, но его смерть воплощала поэтическое правосудие. Сарай же просто не повезло. Она стояла на своей террасе – прямо на раскрытой ладони гигантского серафима, – как вдруг цитадель вздрогнула и накренилась. Ей было не за что ухватиться. Она скользнула шелком по мезартиуму, по гладкому голубому металлу руки, и прямо за край.

Сарай упала и умерла, и можно было бы подумать, что на этом все ужасы закончатся, но не тут-то было. Впереди ее ожидало исчезновение, а это еще хуже. Души погибших не угасали, когда искра жизни покидала их тело. Они поднимались в воздух для плавного перевоплощения. Если прожил долгую жизнь, если устал и чувствуешь, что готов, тогда, пожалуй, это сродни покою. Но Сарай не была готова и чувствовала, будто растворяется – как капля крови в воде или градина на теплом красном языке. Мир пытался растворить ее, расплавить и переварить.

Но… что-то его остановило.

Этим чем-то конечно же была Минья.

Девочка оказалась сильнее, чем вся зыбучая пасть мира. Она доставала призраков прямо из глотки, пока та пыталась поглотить их целиком. Она вытащила Сарай. Спасла ее. В этом заключался божий дар Миньи: ловить ужасающих призраков и не позволять им растаять. Ну, если точнее, это лишь половина ее дара, и в первые пьянящие секунды своего спасения Сарай не думала о последствиях.

Те же ощущения возникают, когда тебя спасают от утопления. Она распадалась – одинокая и беспомощная, подхваченная потоком умирания, – как вдруг, совершенно внезапно, все прекратилось. Сарай снова стала собой и оказалась в саду цитадели. Первое, что она увидела своими новыми глазами, была Минья, и первым делом побежала обнимать ее своими новыми руками. В своей радости она полностью забыла об их былой вражде.

– Спасибо, – яростно прошептала Сарай.

Минья не обняла ее в ответ, но девушка едва ли заметила это. В ту секунду она ощущала лишь облегчение. Сарай едва не превратилась в ничто, но вот же она – настоящая, осязаемая, дома. Несмотря на все мечты о побеге из этого места, теперь оно казалось прибежищем. Сарай осмотрелась и увидела, что все здесь: Руби, Спэрроу, Ферал, Эллен, другие призраки и…

Лазло.

Лазло здесь – величественный, лазурный, с колдовским светом в глазах. Сарай поразил его вид. Она почувствовала себя воздухом, который вдохнули во тьму, лишь чтобы выдохнуть как песню. Она мертва, но она – музыка. Она спасена и легкомысленна. Сарай полетела в его объятия. Лазло поймал ее, и его лицо засияло в лучах любви. По его щекам текли слезы, но Сарай быстро их поцеловала. Ее губы, застывшие в улыбке, коснулись его.

Она – призрак, а он – бог, и они целовались так, словно потеряли мечту и обрели ее вновь.

Губы Лазло коснулись ее плеча, тонкой бретельки сорочки. В их последнем сне он поцеловал ее именно сюда. Когда тело юноши погрузило Сарай в перьевой матрас, жар наполнил их тела, как свет. Это произошло только вчера. Он целовал ее воображаемое плечо, а теперь целовал призрачное. И тогда Сарай склонила голову, чтобы прошептать ему на ухо.

С ее губ были готовы сорваться слова, что были слаще всех других. Парочка еще не успела произнести их друг другу. У них было так мало времени, и Сарай больше не хотела терять ни единой секунды. Но слова, слетевшие с ее уст, были не сладострастными и… не принадлежали ей.

Вот в чем заключалась другая часть дара Миньи. Да, девочка хватала души и привязывала их к миру. Придавала им форму. Делала настоящими. Не давала растаять.

А еще контролировала их.

– Мы сыграем в игру, – услышала Сарай собственные слова. Голос принадлежал ей, но не тон. Он был приторным и острым, как лезвие ножа со стекающей сахарной глазурью. Это Минья говорила от лица Сарай. – Я умею играть. Скоро ты это поймешь. – Девушка пыталась замолчать, но не могла. Ее губы, язык, голос стали неподвластными. – Вот как все будет дальше. Есть только одно правило. Ты делаешь все как я скажу, или я отпущу ее душу. Как тебе такое?

Делаешь все как я скажу.

Или я отпущу ее душу.

Сарай почувствовала напряжение Лазло. Он отстранился, чтобы посмотреть ей в лицо. Колдовской свет погас в его глазах и сменился страхом, вторившим ее собственному, пока они обдумывали свою новую реальность: Сарай теперь призрак в плену у Миньи, а Минья увидела в этом преимущество и ухватилась за него. Лазло любил Сарай, а Минья держала в кулаке ниточку ее души и посему… она контролировала и Лазло.

– Кивни, если понял, – потребовала девочка.

Лазло кивнул.

– Нет! – выпалила Сарай, и слово прозвучало грубо от ее смятения и ужаса.

Казалось, будто она выхватила свой голос у Миньи, но в то же время было ясно, что Минья позволила этому случиться, – что отныне все ее поступки зависят от разрешения или приказа. Милостивые боги… Сарай поклялась больше никогда не повиноваться извращенным желаниям девочки, а теперь стала ее рабыней.

Вот какой была сцена в саду цитадели: безмолвные растения, ряд слив и ленты металла, которые Лазло содрал со стен, чтобы предотвратить нападение армии Миньи. Их оружие крепко застряло в мезартиуме, а за ним маячила дюжина призраков. Руби, Спэрроу и Ферал до сих пор ютились у перил террасы. Разалас, металлический зверь, почти не шевелился, но его крупная грудь вздымалась и опускалась, да и сам он, хоть и был неподвижен, казался живым. В небе над ними кружил большой белый орел, которого прозвали Привидением.

А посреди сада, на покрове из цветов, лежал голубой, розовый, каштановый и кровавый труп Сарай, напротив которого Сарай с Лазло противостояли Минье.

Девочка казалась такой маленькой в своем неестественном теле, по-прежнему облаченная в пятнадцатилетние лохмотья из яслей. Ее лицо было круглым и мягким – детским, а большие темные глаза горели от злобного ликования. Только это пламя в глазах и противоречило внешнему виду – ее миниатюрности, неопрятности, – но она все равно умудрялась источать могущество и нечто похуже: болезнетворный фанатизм, с его собственными законами и положениями.

– Минья, – с мольбой обратилась Сарай, ее разум закипал от количества новой информации – ее смерть, сила Лазло. И старой – ненависть и страх, управляющие как их жизнями, так и жизнями людей. – Все изменилось. Разве ты не понимаешь? Мы свободны.