Аллегро на Балканах - Александр Михайловский

Премьер-министр Сербского королевства Владан Джорджевич.

Первое время я вообще ничего не понимал. Из тюрьмы меня выпускали так, будто встречали на вокзале дорогого гостя: с красной дорожкой, музыкой и цветами… Шучу. Но извинения поникшего головой господина Димитриевича стоили всего вышеперечисленного. Вид у него был как у нашкодившего гимназиста, которого поймал за ухо строгий учитель. И «учитель» стоял тут же, серьезный до невозможности – полковник Баев, глава русской Загранразведки по прозвищу «Паук», человек настолько жуткий, что при одном только намеке на его неудовольствие господин Димитриевич сразу делается кем-то вроде побитой собаки. Но это были только цветочки. Мало ли по какой причине этот страшный человек проявил участие к судьбе несчастного заключенного.

Как оказалось, пока я был в заключении, мир вокруг еще раз изменился до неузнаваемости. Три года назад, выиграв войну с Японией, Россия замкнулась в себе как медведь в берлоге. И вот теперь я вижу, что медведь как следует выспался, зализал раны, выбрался из своей берлоги и принялся деятельно перестраивать все вокруг в соответствии со своими представлениями о прекрасном. И, между прочим, и у русских, и у нас, сербов, эти представления совпадают почти полностью, хотя австрийцы и турки хватаются от них за головы.

Ну разве не прекрасно, что мужем нашей принцессы Елены стал русский великий князь? И не какой-нибудь бездельник, мот и бонвиван из второго-третьего ряда Романовых, а любимый брат императрицы Ольги, в свое время уступивший ей трон и первый преклонивший колена перед своей царственной сестрой. И жить молодые будут не в блистательном Петербурге, столице дамских мод и новейших научных достижений, а у нас в Белграде. Ну разве не прекрасно, что болгарского князя Фердинанда, больше думавшего об интересах Австро-Венгрии, чем Болгарии, решительно турнули с трона и вместо него выбрали в князья все того же Михаила Романова? И при этом, что характерно, не только не пролилось ни единой капля крови, с головы свергнутого князя не упал ни единый волос. Разве не прекрасно, что Балканский союз наполнился не только антитурецким, но и антиавстрийским содержанием после того, как сильные и бесцеремонные русские влезли в него всеми четырьмя ногами?

И главное. Ну разве не прекрасно, что маленькая Сербия получила от огромной России предложение оказать неограниченную поддержку в ответ на безоговорочное подчинение наших доморощенных патриотов тем, кто знает, что и как требуется делать в подобной ситуации. И мое освобождение – тоже часть того подчинения.

Когда господин Димитриевич ушел, полковник Баев имел со мною крайне содержательную беседу. Меня назвали умнейшим человеком современной Сербии, который очень нужен своей стране, и даже полусловом не упомянули о той злосчастной книге, из-за которой я и загремел за решетку.

– Забудьте, господин Джорджевич, – махнул рукой господин Баев, когда я сам попытался напомнить ему об этом факте своей биографии. – Вы честно служили своей стране и ушли в отставку, пытаясь сохранить нравственную безупречность в безнравственной ситуации. Покойный король Александр был не самым приятным человеком, и его смерть лежит на его же совести, а еще на совести его отца, который, даже будучи абдиктированным, не прекращал своего участия в политике. За ту неоправданную жестокость, с которой ваши юные хулиганы умертвили своего короля, выговор им мы уже сделали, и на этом все. Бывшее небывшим мы сделать не сможем, и нравственного права патриотов избавить страну от неуправляемого морального урода тоже не отрицаем. Все остальное произошло в рамках сербского национального характера, склонного к перегибам и эмоциональным выплескам.

После этой беседы меня поселили на полном пансионе в номере гранд-отеля «Москва», с момента своего открытия считавшегося в Белграде чем-то вроде неофициального филиала российского посольства, и посоветовали отдыхать и набираться сил перед очередным этапом моей бурной жизни. Вот я и набирался. Прогуливался по набережной Савы, наслаждаясь веющей от речных вод вечерней прохладой, раскланивался со знакомыми и думал, какое будущее ждет теперь мою страну теперь, когда залогом ее существования и благополучия является его великокняжеское высочество Михаил Романов. И результатом этих размышлений стало понимание, что все у нас будет хорошо, если мы сами все не испортим и не поддадимся на сладкоголосые посулы певцов так называемой европейской цивилизации. Но тогда я даже не догадывался, насколько серьезно обстоят дела на самом деле.

Понять это мне довелось только сегодня, когда меня позвали участвовать во встрече в крайне тесном составе. Присутствовали король Петр, принцесса Елена, ее муж, премьер-министр Пашич и ваш покорный слуга. При этом король выглядел как человек, который надеется вот-вот сбросить с плеч тяжелую ношу и наконец-то отдохнуть от тяжелого труда, а его дочь – как тот, кто собирается этот груз на себя принять. А ведь он правит всего четыре года, и уже успел устать от этого настолько, чтобы бросить все и бежать куда глаза глядят. Вот что значит человек, не приспособленный к власти и не получающий удовольствия от самого факта ее наличия. Что касается премьер-министра, то он был похож на господина Димитриевича, когда тот приносил мне свои извинения. И хоть господина Баева нигде не было видно, господин Пашич явно находился под воздействием принуждения неодолимой силы. И центром внимания оказалась как раз моя персона.

– Господин Джорджевич, возможно, это станет для вас неожиданностью, но с сегодняшнего дня вы снова премьер-министр Сербии, – сказал мне король.

– А как же господин Пашич? – растерянно спросил я.

– А господин Пашич, так же, как и я сам, с сегодняшнего дня подает в отставку и отходит от политической деятельности, – ответил король. – В новое время Сербию предстоит вести новым людям, не замеченным, хе-хе, ни в чем предосудительном. А господин Пашич у нас замешан в предыдущем перевороте, своею жестокостью изрядно замаравшем честное сербское имя, да и его сын Радомир ведет жизнь, далекую от благопристойной, в то время как вы, господин Джорджевич, чисты и прозрачны, аки воды горного ручья.

– Ваше Величество, вы подаете в отставку? – удивленно спросил я.

– Да, в отставку, – сказал Петр Карагеоргевич, – в конце концов, я не хотел этой должности, и только воля народа (а на самом деле заговорщиков) заставила меня занять трон, ибо конкурирующая династия Обреновичей пресеклась уже второй раз подряд. И вот теперь я с радостью оставляю трон и ухожу в частную жизнь… и вы ни за что не догадаетесь, кто будет моим преемником.

– Неужели присутствующий здесь Михаил Романов? – ошарашенно спросил я. – Ведь тогда он смог бы объединить под одним скипетром Сербию и Болгарию и создать великую славянскую империю на Балканах…

– И вовсе нет! – засмеялся довольный король, – вы не угадали, а еще считаетесь умным человеком. Такой выходки с «одним скипетром» сейчас не потерпят ни в Белграде, ни в Софии, да и он сам не хочет становиться сербским королем, и лишь из-за прямой политической необходимости согласился принять на себя обязанности болгарского князя. Трон я оставляю присутствующей здесь дочери Елене. То есть на самом деле я отрекаюсь, оставляя трон своему сыну Георгию, но тот уже прислал телеграмму, что заранее переотрекается в пользу своей сестры… Он так же, как и я, не чувствует призвания к этой работе. Ему бы только саблю в руки, да в жаркий бой.