Пассажирка с "Титаника" - Наталья Солнцева

Беспросветные дни шли своим чередом. Я ходила в ненавистную школу, презираемая сверстниками и учителями. Полагаю, меня переводили из класса в класс, чтобы поскорее избавиться от нерадивой и угрюмой ученицы. Когда я подросла, до меня дошло, что меня не только не любят, но и побаиваются. Я решила, что причина того – моя внешность.

У нас дома не осталось зеркал, которые я могла бы разбить. А в других местах я старалась не смотреться в них. Мне нравилось отражение в витринах, скрывающее мои недостатки, но и там я себя пристально не разглядывала. Скользну взглядом по нескладному силуэту, и довольно.

Я не задумывалась, что со мной не так. Меня мало заботили другие девочки и мальчики, которых я считала существами из другого мира, куда мне путь заказан. Я мечтала о нескольких простых вещах: наесться досыта, купить себе новую одежду и каждый день мыться. Запах хорошего мыла, шампуней и духов приводил меня в трепет. Я ходила в парфюмерный отдел магазина, как ходят в музеи, и наслаждалась видом и запахом выставленных на витринах товаров. Продавцы сердито косились на меня и внимательно наблюдали, чтобы я их не обокрала. Признаться, у меня появлялось желание стащить кусок душистого мыла или тюбик зубной пасты, но я подавляла в себе дурные наклонности. У меня не было денег, но я не воровка.

Верила ли я в чудо, способное обмануть мою безрадостную судьбу? Не знаю. Я не задумывалась о чудесах. Моя голова была занята куда более прозаическими мыслями. Я думала, как мне выжить и не скатиться в пропасть, куда уже катились мои братья, пристрастившиеся к выпивке и куреву. Иногда и мне хотелось отхлебнуть самогона и забыться хоть на час. Я попробовала, но вкус этого пойла оказался настолько ужасен, что меня стошнило.

Братья долго гоготали и дразнили меня «лошихой». Потом они сделали самокрутки с какой-то вонючей травой, выкурили и отключились. В тот день мать праздновала день рождения, и гости упились вусмерть. Между отцом и соседом дядей Витей завязался скандал. Они что-то не поделили, начали драться. Дядя Витя ударил отца гантелей по голове. Я от страха забилась в угол и молча слушала, как мать причитает в кухне. Они с дядей Витей уложили отца на диван, а его окровавленную голову обмотали мокрым грязным полотенцем. К утру он умер.

Жутко было видеть его вытянутое неподвижное тело в майке и спортивных штанах, голые желтые ступни, синее лицо и запекшуюся на макушке кровь.

Я плохо помню, как приехала милиция… как забрали дядю Витю, как по нашим комнатам ходили какие-то люди, стыдили мать и жалели «несчастных детишек» – меня и двух моих сестер-малолеток, а старших братьев обзывали бандитами и наркоманами.

Потом все стихло. Отца похоронили. И мы зажили по-прежнему. Теперь мать пила одна или со случайными собутыльниками. Зимой мне было не в чем ходить в школу: сапоги прохудились, а новые купить было не на что. Соседка, жена дяди Вити, принесла свои. Она плакала и говорила, что из-за нас ее муж сел в тюрьму, но сапоги все-таки дала и велела мне носить.

Я искренне радовалась за нее и не понимала причины ее горя. Ведь дядя Витя больше не пропивал все деньги и не бил ее.

Без отца жить стало проще. По крайней мере, мне. На меня совершенно перестали обращать внимание, и я была предоставлена сама себе. Братья уехали на заработки, да так и сгинули. Больше я их не видела. Мне тоже хотелось уехать из нашего поселка куда-нибудь далеко-далеко, но где было взять денег на билеты?

Участь бродяжки казалась мне более привлекательной, чем домашнее прозябание. Новые места, новые люди, новые впечатления. Возможно, я бы сбежала из дому, но тут вмешался случай, который круто изменил мою судьбу.

В поселок приехал один человек. Он подбирал молодых девушек для своего шоу. В здании бывшего заводского клуба ему отвели комнату с пыльными шторами и письменным столом. Он сидел за столом, а в комнату по одной входили девчонки, желающие уехать из Новохимска куда глаза глядят. Человек задавал им вопросы, они отвечали. В коридоре образовалась длинная очередь.

Я не знала точно, что означает слово «шоу», и представляла себе цирковое представление, где красиво одетые артисты исполняют разные сложные трюки. Из всех развлечений мне был доступен лишь старый цветной телевизор, который нельзя было продать и пропить ввиду его полной негодности. Изображение двоилось, дрожало и «снежило». Этот телевизор стал моим окном в чужой сказочный мир, куда я не чаяла попасть.

В клуб я отправилась не с целью поучаствовать в отборе, а чисто из любопытства. Не часто у нас появлялись приезжие из самой Москвы. Можно сказать, никогда. Что им делать в хиреющем вокруг мертвой громады завода поселке?

– Ты чего явилась? – подняли меня на смех претендентки. – Мала еще! И фейсом не вышла. Тебя не возьмут.

– Мне уже четырнадцать…

Дружный хохот оглушил меня, и я, как всегда, спряталась в свой кокон, замкнулась. Ко мне быстро потеряли интерес. Я удивилась, как много у нас в поселке пригожих девушек. Мне казалось, что по улицам бродят одни алкоголики и старики, доживающие свой век. Оказывается, это не так.

Я села на откидной стул рядом с дверью в заветную комнату, куда входили претендентки в надежде получить завидную работу…

Глория разгадала смысл своих повторяющихся снов. Ее сны – это путь, которым она идет в параллельной реальности. Дорога ее заблуждений и пристрастий. Стоит ей забыться, и она попадает в бесконечную анфиладу комнат или в сад с бесчисленными тропками. Там разгуливают неожиданные персонажи, которые населяют ее подсознание. Только там она может видеть их и говорить с ними.

– Я был уверен, что ты сама все поймешь, моя царица! – заявил карлик. – Иначе судьба не подарила бы нам встречу на закате моих дней.

Он имел обыкновение вырастать будто из-под земли и вести себя как ни в чем не бывало. Словно он не умер на руках у Глории, а продолжал жить и здравствовать. Она давно перестала пугаться и скучала по нему, если он долго не появлялся.

– Я урод, но не дурак, – засмеялся карлик, ловя на лету ее мысли. – Тебе со мной не скучно. Правда?

– От тебя ничего не скроешь.

– В этом нет нужды.

– Знаешь, ты красив, – вдруг абсолютно искренне сказала Глория. – У тебя лицо Нарцисса…

– …а туловище тролля! – подхватил он. – Разве ты не замечаешь, насколько я безобразен? Я мал ростом, мои плечи непомерно широки, руки как у орангутанга, а ноги короткие и кривые.

– Я привыкла видеть тебя таким, Агафон. Мне все нравится.

– Хвала Всевышнему, я хотя бы не горбат!

– Ты умен и мудр. Эти два качества не всегда уживаются в одном человеке.

– Ум – коварная штука, – развеселился карлик. – Без него плохо, а с ним порой бывает еще хуже. Я много размышлял о том, как от него избавиться. Это не просто.

Глория молча наблюдала за его ужимками. Иногда он нарочно кривлялся и паясничал, а иногда обретал невозмутимость. Ей бы научиться так управлять эмоциями. Надо – они выстреливают фейерверком, не надо – прячутся, будто их и нет.