Князь мертвецов - Кирилл Кащеев

— Ты не о куклах своих, ты о себе думай! — со зловещей ласковостью процедил он. — Делай, что тебе говорят, не то… — он снова замахнулся дубинкой.

Каббалист отпрянул, покосился на лежащего Карташова, стоящего на коленях Пахомова и хмуро буркнул:

— Меня-то не бейте!

— Не бееейтеее? — издевательски протянул тощий. — А якщо вдарю? Что ты мне сделаешь?

И… Бац! Бац! Палка прошлась каббалисту по плечам, заставив его обхватить себя руками и присесть от боли.

— Я говорю: до крови не бейте! — выкрикнул он, вскидывая голову и требовательно глядя своему мучителю в лицо.

— Командовать вздумал? я тебе что, навроде глиняных кукол? — тощий зло прищурился…

— Эй-эй! — вскинулся Шнырь. — пан говорил, чтоб пока с истуканами не покончим, жида не трогали!

— Пана и послухать можно, а христопродавцы всякие мне тут указывать не будут! — рявкнул тощий и… дубинка с силой врезалась каббалисту в нос.

В подставленные ладони хлынула кровь.

Каббалист улыбнулся — треснувшие стекла пенсне зло и остро сверкнули в свете фонаря. И выплеснул кровь из ладоней на землю.

И наступила тишина.

Звуки стройки смолкли.

Сгребающий землю голем остановился, выпрямился и повернулся к людям на насыпи. Тусклые огоньки в его пустых глазницах начали разгораться и вспыхнули кострами багрово-алого пламени!

Недостроенная насыпь задрожала, будто по ней уже ехал поезд! Загрохотал топот тяжелых ног и пары пламенеющих глаз ринулись со всех сторон!

Самыми сообразительными оказались Петр и его охранник в мундире городового. Они кубарем скатились с насыпи и кинулись бежать.

Пахомова обдало теплым воздухом — голем пронесся мимо. Петр обернулся. Заквохтал, как квохчет курица, когда неумелая хозяйка уже прижала ее к колоде и заносит нож. Споткнулся на бегу и скорчился, закрывая голову руками и непрестанно вопя. Банг! Громадная ножища просто вдавила его в землю. Еще мгновение он шевелился, потом дернулся и затих. Вокруг медленно расплывалось кровавое пятно.

Голем побежал дальше. Один шаг глиняных ножищ — и он покрыл половину расстояния между собой и охранником. Еще шаг — они поравнялись. Голем сгреб человека, как ребенок хватает куклу и… Хруст был неслышен. Просто охранник сперва дернулся в хватке глиняных ручищ, а потом обвис — голова и руки свисали из глиняного кулака.

— Не подходи! — заорал Иван, хватаясь за бомбу в сундуке.

Он успел лишь увидеть, как стремительно надвигаются на него пылающие фонари глаз.

Глиняные пальцы сомкнулись на его голове. Хрясь! Руки его разжались, бомба упала внутрь сундука на ветошь, а тело еще мгновение стояло… И завалилось набок. Шея была неестественно вывернута.

— А-а-а-а! — успел заорать Жирдяй прежде, чем громадная лапища смахнула его с насыпи. Он подлетел в воздух, судорожно дергая руками и ногами. Шлепнулся об подставленную глиняную ладонь, подлетел снова, пронзительно вереща и рухнул наземь изломанной куклой.

— Бух! Бух! Бух! — алые глаза големов сверкали над насыпью, кулачищи колотили по мечущимся Шнырю и Мордатому.

— Ты! Останови их! Останови, убью! — тощий налетел на каббалиста, сшиб наземь, навалился сверху, вдавливая дубинку в горло.

Ладонь голема накрыла его и смяла. Из стиснутого глиняного кулака брызнула кровь.

— Хрясь! — голова Мордатого разлетелась как тыква.

— Аааааа! — шнырь метался по насыпи и верещал. — Пане! Помогите! Обещали, пане! Клялись!

Потом пискнул и затих.

Тот, кого называли паном, бежал. Он побежал, когда голем кинулся на подрывника. Сорвался с места и ринулся в степь! Бежать-бежать-бежать, спотыкаться, мчаться снова, пока из-за спины раздаются крики, пока чудища заняты людскими отбросами, которых он привел.

Беда, что этих глиняных кукол много. Достаточно. На всех.

Бухающие шаги слышались за спиной. Земля содрогалась, подпрыгивала, норовя сбросить с себя человека, как норовистая лошадь. Он мчался во тьму, ломился сквозь стены ковыля, раздвигая их грудью, как волны. Колючие тугие стебли цеплялись за штаны, за рубаху, будто пытались задержать. Он вскрикивал и бежал снова, упал, вскочил, будто его подбросили, и опять побежал. Земля тряслась все сильнее, буханье слышалось все ближе. Только не оглядываться, не оглядываться, надо бежать, не…

Конечно же, он оглянулся. Голем возник за спиной, так близко — рукой подать. Голему. Огромная растопыренная ладонь закрыла небо, будто над головой вдруг возник глиняный потолок. Человек вскрикнул, метнулся в сторону. Выскочил! Пальцы голема сомкнулись на пустоте, звучно стукнули. Человек снова побежал — закладывая петли, как заяц, он метался туда, сюда. Грудь его вздымалась, он судорожно хватал ртом воздух. Как… это… могло… случиться? Все… было… продумано…

В боку вспыхнула острая боль. Отчаянно запекло в груди, ноги заплелись, и он кубарем полетел на землю. Попытался встать, хоть на четвереньки, хоть… Пополз — быстро-быстро перебирая ногами, но шаги всё приближались! Громадные глиняные ножищи протопали мимо и встали — он едва не уперся в них лбом.

Захлебываясь слезами, человек шарахнулся, завалился на спину, замахал руками, будто голубя отгонял:

— Уйди, уй…

Увидел нависающее над ним глиняное лицо с пылающими тазами, потом небо над ним потемнело и громадный кулак вмял его в землю.

Голем наклонился. Подхватил убитого за ногу и поволок обратно к насыпи. Шуршал ковыль, тело подпрыгивало на кротовинах и следом тянулась кровавая полоса.

На насыпи валялись трупы. Големы плотным кольцом смыкались вокруг, Пахомов увидел медленно приближающиеся к нему кровавые глазищи, заорал.

Ему на спину рухнула тяжесть, он заорал снова, в спину вдавилось что-то острое, и каббалист, коленями стоя на нем и на Карташове зачастил:

— omesta' lehs otaгusteb haлohkemah tte гastay madaah zA…1

Лапища голема замерла, задёргалась рывками — туда-сюда. Окружающие их со всех сторон пылающие глазищи мигнули, еще мигнули, и еще. Замерцали быстро-быстро. Големы поводили головами, будто вслушиваясь в долетающие до них слова, потом начали едва заметно раскачиваться и замерли. Огни в глазницах еще раз вспыхнули и стали затухать, как угли в камине, превращаясь в тусклые темные огоньки.

Неподвижные големы стояли кольцом вокруг насыпи как громадные глиняные статуи.

— Бух-бух-бух! — последний голем вышел из темной степи, волоча за собой человеческое тело.

Небрежно уронил его поперек насыпи и тоже замер рядом с товарищами.

Каббалист судорожно захрипел и откатился в сторону, шумно дыша. Пахомов еще подождал мгновение, приподнялся, опираясь на дрожащие руки, взвыл от боли в плече, и не сел, а скорее упал на зад. Протянул дрожащую руку к Карташову. Биение жилки на шее удалось нащупать не с первого раза и даже не со второго, пока, наконец. под пальцами слабо толкнулся пульс.

— Шмуэль… Бенционович… — слова из пересохшего рта выходили с трудом. — Вы… спасли…

— Себя я тоже спас. — раскинув руки, каббалист лежал на насыпи и глядел то ли в небо, то ли