Умереть на сцене - Ирина Комарова

— И что же вам ответили? — спросил он невозмутимо.

— А что он мог ответить? Или она… Голос совершенно невнятный, невозможно понять, мужчина говорит или женщина. Я получил еще одну порцию совершенно оскорбительных высказываний. Таких людей словами не проймешь. Единственный способ — полное, абсолютное игнорирование. Но я же не могу совсем не брать трубку, мне и по делу звонить могут и вообще… Вот я и подумал, что нужно найти этого хулигана. Вы ведь сумеете это сделать?

— Думаю, это будет не особенно сложно, — подтвердил шеф. — Номер, с которого поступали эти звонки, у вас сохранился?

— Э-э? — Рестаев озадаченно посмотрел на него.

— Хотите сказать, вам звонили с разных номеров? — решил помочь Баринову Гошка.

— Да откуда же я знаю? — растерянно моргнул клиент. — Я для этого к вам и пришел, чтобы вы определили…

Мой любимый шеф и не менее любимый напарник переглянулись и требовательно уставились на меня, намекая, что пришло мое время перехватить инициативу в разговоре. Они предпочитают иметь дело с клиентом адекватным, деловитым, быстро и четко отвечающим на вопросы, настроенным на работу.

А когда клиент начинает вот так «тормозить», вне зависимости от причины — это может быть и общая непривычка к логическим рассуждениям, и растерянность от неудобной ситуации, и даже банальная истерика, — в разговор вступаю я. Привести клиента в рабочее состояние — это входит в мои служебные обязанности, и педагогическое прошлое весьма в этом помогает.

Я деликатно кашлянула, привлекая внимание Рестаева:

— А вы дайте нам телефон, мы сами посмотрим и все определим.

Мой доброжелательный тон почему-то не понравился Андрею Борисовичу.

— Как я вам его дам? Я здесь, а телефон дома, — обиделся он.

— Я имею в виду сотовый, — немного растерялась я. — Вам ведь на сотовый звонили?

— Я не держу сотового, — еще более обиженно произнес он. — У меня нет времени постоянно отвечать на глупые звонки.

— А-а… а как же? Как же вам звонили?

Рестаев одарил меня таким взглядом, что не осталось сомнений — если здесь кто и «тормозит», то это я.

— Неужели непонятно? — с видом великомученика продолжил он. — Я принципиально не пользуюсь всеми этими новомодными гадостями, и мобильным телефоном в том числе. У меня есть домашний телефон, и этого вполне достаточно. Все, кто со мной общаются, знают, что примерно с двух до пяти я дома. Кто хочет со мной связаться, звонит в это время.

— А, значит, вам звонили на домашний телефон, — зачем-то уточнила я очевидное. И добавила: — Причем звонил человек, которому известны ваши привычки.

— Ему многое обо мне известно. — Теперь в голосе режиссера явственно слышалась горечь. — Судя по тому, что он говорит… или она? Хотя, наверное, все-таки мужчина, потому что выражения такие… не представляю, чтобы женщина позволяла себе такие вульгарные обороты.

— А на домашнем телефоне определителя номера, насколько я понял, у вас нет, — без особой надежды поинтересовался Александр Сергеевич.

— Я консерватор, — гордо откликнулся Андрей Борисович. — У меня аппарат старого образца, даже не кнопочный, а дисковый. Не думаю, чтобы к нему можно было подключить нечто подобное.

— Подключить-то, положим, можно… — пробормотал Гоша. — Но это половина дела.

— Почему? Ведь, если вы узнаете номер телефона, то сможете сказать, кто его владелец! Для вас это не сложно, правда? На самом деле у меня даже есть некоторые предположения: один господин, например, из министерства культуры… у нас с ним отношения не сложились. И еще с телевидения дама, абсолютно бесцеремонная особа. Хотя трудно себе представить, что даже они способны на такую гнусность.

— Скорее, это кто-то из более ближнего круга, — качнул головой шеф. — Из театра.

— Как это — из театра? — опешил Рестаев. — Да вы что? Да мы же… это ведь, как семья, как родственники близкие…

— Вот и я о том же, — скучным голосом подтвердил Баринов. — В семье ведь всякое случается. Кстати, никого из родных своих вы, как я понял, не подозреваете. Нет, я не говорю, что это кто-то из них, — перебил он собравшегося было возмутиться режиссера. — Но учитывать такую возможность надо. Так что подумайте, пожалуйста.

— Я отказываюсь даже обсуждать возможность того, что кто-то из близких мне людей может быть причастен к этому… к этой гадости!

— Хорошо, не будем это обсуждать, — мирно согласился шеф. — А театр? У вас ведь и труппа не маленькая, и технический персонал. Возможно, вы кого-то обидели? Так бывает, случайно, ничего плохого не желая, и даже сами этого не заметили. А человек затаил зло. Я никого не обвиняю, просто прошу подумать, вспомнить, может, кто-то ведет себя неестественно… Когда это началось, неделю назад? Вы говорили, что было шесть звонков.

— Нет, недели две уже прошло с первого звонка. Он не каждый день звонил, когда через день, когда через два… Но я не верю, не могу поверить, что это может быть кто-то из театра!

— Так я и не утверждаю ничего такого. Просто подумайте, может, чье-то поведение изменилось в последние две недели?

— В каком смысле изменилось? Как именно?

— Рита, объясни, — попросил шеф.

Все правильно, психологический ликбез — это тоже моя обязанность.

— Если человек, который достает вас звонками, работает в театре, он, соответственно, видит вас практически каждый день. А поскольку его методы иначе чем мелким пакостничеством назвать нельзя…

Рестаев, который до этого мгновения слушал меня очень внимательно, быстро закивал:

— Вот-вот, именно так, мелкое, гнусное пакостничество!

Я мило улыбнулась ему и продолжила:

— А это говорит о невысоком интеллектуальном уровне…

— Абсолютно! Я бы даже сказал, что ни о каком интеллектуальном уровне речи вообще не идет! За отсутствием интеллекта!

— Соответственно, человек, получающий удовольствие от подобного рода низкопробных шуток…

— Именно низкопробных, очень точное определение!

— Такой человек не сможет сдержать своих чувств. Не явно, не ярко, но все же… Он ведь ощущает себя победителем, значит, невольно будет смотреть на вас как минимум с чувством превосходства. Знаете, такая легкая усмешка на губах, презрительный прищур, чуть приподнятая бровь… вы понимаете, что я имею в виду?

— Да-да-да. — Брови самого Андрея Борисовича забавно зашевелились. — Интересная мысль. Пожалуй… — Он на мгновение задумался, потом тряхнул головой: — Я вас понял. Так сразу я сказать не могу, надо будет присмотреться. Но мысль интересная. Хотя я все равно не верю… у нас чудесный коллектив, это же театр!

— Тем не менее… скажите, а звонят вам в какое-то определенное время?

— Да, после двух. Утром у меня репетиция, вечером спектакль, а в середине дня я дома, отдыхаю. Но не точно в одно и то же время. Иногда телефон звонит около трех, иногда ближе к четырем часам… Вчера без пятнадцати три было.