В особом эшелоне - Всеволод Степанович Королев

теперь в красненьком платочке»), Она была женоргом (женским организатором) Средне-Ахтубинской волости. Позднее, окончив Сталинградскую совпартшколу, получила направление на руководящую работу и стала членом коллегии Мясомолколхозцентра в Москве.

Вместе с родителями, часто менявшими место службы, мы с младшим братишкой Володей кочевали по ахтубинским селам, через которые сейчас пролегал мой маршрут к фронту.

Машины идут ночью с выключенными фарами, окутанные непроглядной тьмой. Вглядываюсь в эту тяжелую тьму, но кроме расплывчатых очертаний домов ничего не могу различить.

…Длинное, вытянувшееся вдоль основной дороги село Капустин Яр… Большой районный центр Ленинск с добротными каменными зданиями… Примостившееся на берегу село Средняя Ахтуба…

Как хотелось выскочить из машины, посмотреть хотя бы мельком, что осталось от прежних знакомых мест, что изменилось!..

Но надо спешить. Время не ждет.

А в голове мелькают, словно в калейдоскопе, картинки далекого прошлого.

Вот обрывистый берег Ахтубы, где в голодном 1921 году я выискивал длинные корни травы муканки, приносил их домой, разламывал, извлекал горьковатую мучнистую сердцевину и кормил ею совсем еще маленького братика.

Вижу нашу школу-девятилетку в Капустином Яру, вижу учителя русского языка и математики Ивана Григорьевича Пожилова, человека с добрыми глазами и милой улыбкой, шагающего на урок с неизменной суковатой палкой. Слышу его слегка иронический голос, когда кто-то из учеников вместо «е» или «я» напишет букву «и»: «Лигушка на писочки ришала задачки».

Вижу и рыночную площадь Сталинграда, а напротив — здание промышленно-экономического техникума, который я окончил в 1932 году.

И вот теперь, после десятилетнего перерыва, снова довелось увидеться с родной сталинградской землей, куда докатился заклятый враг. Но здесь наши войска уже накинули на него петлю. Здесь он и найдет свою могилу. Для этого сюда выдвигаются резервы, в том числе и наш полк.

В Ленинске командир полка вызвал меня из штабного автобуса и пересадил в свою машину, которая шла в голове колонны.

— Сверяй движение с картой, чтобы не заскочить, куда не надо.

На выезде из города нашу машину остановил незнакомый полковник. Оказалось, что это представитель штаба Сталинградского фронта. Он предъявил документ, который майор Могильченко прочитал и молча протянул мне.

В мандате, подписанном командующим фронтом генерал-полковником А. И. Еременко, указывалось, что командирам соединений и частей, прибывающих в полосу действий Сталинградского фронта, предписывается выполнять все устные распоряжения полковника. Помню его фамилию — Коркин.

Нашему полку было приказано переправиться через Волгу в районе Светлого Яра и сосредоточиться на правом берегу в селе Ивановка, где поступить в распоряжение командующего 57-й армией генерал-майора Ф. И. Толбухина. От полковника мы получили уже точное подтверждение того, о чем только догадывались: подвижные группировки войск Юго-Западного и Сталинградского фронтов, прорвав оборону противника и развивая наступление, 23 ноября соединились в районе Калача и взяли в кольцо крупные силы противника.

ПОД СТАЛИНГРАДОМ

К участку переправы через Волгу наш полк вышел на рассвете 25 ноября. Личный состав и техника были быстро и тщательно укрыты в прибрежном лесу.

Над Сталинградом нависали огромные клубы дыма. Оттуда доносилась артиллерийская канонада.

На реке, то в одном, то в другом месте рвались мины и снаряды, вздымая фонтаны воды. От противоположного берега, преодолевая шугу, тяжело тянул баржу маленький буксирный катер. Когда баржа причалила, мы увидели, что она до предела заполнена ранеными. На носилках лежали с мертвенно-бледными лицами солдаты и командиры, которых тут же отправляли дальше в тыл.

— Горячие будут у нас дела, — как бы размышляя вслух, произнес стоявший рядом со мной старший лейтенант Бирюков.

— Это точно. Проскочить бы на ту сторону…

Несмотря на артиллерийский и минометный обстрел, нам удалось пересечь Волгу без каких-либо потерь. Несколькими рейсами буксирный катер переправил полк на барже к Светлому Яру.

К вечеру 25 ноября сосредоточились в затерявшейся среди степи Ивановке. Приказом командующего 57-й армии полк был придан 13-й танковой бригаде, в которой оставался один-единственный танк Т-34.

Уже на следующее утро танковой роте старшего лейтенанта Стальбовского предстояло совместно со стрелковым батальоном сбить противника с занимаемой позиции на восточном скате высоты 101,6 в юго-западной части кольца окружения. Времени на организацию атаки почти не оставалось. Полуэктов еще на переправе заболел гриппом и слег с высокой температурой. Мы с Бирюковым просили командира полка добиться от штаба армии решения не бросать роту с ходу в бой, а предоставить танкистам хотя бы сутки, чтобы изучить обстановку и местность, разведать передний край обороны противника, уточнить расположение огневых позиций его противотанковых орудий, договориться о взаимодействии с пехотой и артиллерией.

Как нас ориентировали, вопрос стоял о сужении всего кольца окружения, а это была задача не одного дня. Поэтому частная атака малыми силами на узком участке могла быть проведена без ущерба для дела и сутками позже. Иначе все, чему мы учили людей, пошло бы насмарку. Свои соображения я доложил майору Могильченко.

— Вы что же, хотите, чтобы меня обвинили в отказе выполнить приказ? — жестким взглядом окинул меня Могильченко. Он вместе со Стальбовским и командиром стрелкового батальона провел в течение получаса беглую рекогносцировку. Рассмотреть что-либо толком в ночной мгле, конечно, было нельзя.

Сильный северо-западный ветер нес поземку, затрудняя наблюдение. Тем не менее, общее начертание первой траншеи и направление атаки были уточнены. Боевые машины заняли исходную позицию у западного подножия высоты, которую здесь огибала скованная льдом речка Червленая.

Командир роты выпустил красную ракету — сигнал атаки — и передал по рации:

— Вперед!

Затем Стальбовский повел свои «семидесятки», обходя высоту справа и слева. Одновременно двинулись редкие цепи стрелков. Атаке предшествовал короткий огневой налет нашей артиллерии.

Ведя огонь с ходу, танки ворвались в первую вражескую траншею и принялись ее утюжить. Одновременно с чеканными пулеметными очередями и ударами танковых пушек с сухим треском рвались «лимонки»: это экипажи забрасывали ими траншею противника.

Преодолевая сопротивление врага и продвигаясь вперед, танкисты достигли второй, затем третьей вражеских траншей и уничтожили более полсотни гитлеровцев.

Однако три немецких миномета непрерывно забрасывали с фланга наших стрелков минами, не давая им продвигаться вслед за танками. Тогда командир роты решил сам атаковать позицию минометов и уничтожить их, не выпуская при этом из виду управление взводами.

Позднее о действиях командирского экипажа рассказал заряжающий сержант Тимофей Грудин.

— Головко, — спрашивает командир механика-водителя, — видишь слева балку?

— Вижу.

— На полном ходу — вдоль балки на минометы. Понял?

— Есть, понял!

— Грудин, заряжай пулемет, пушку — осколочным.

— Готово!

Боевая машина мчится, как на крыльях.

Вот на небольшом отлогом подъемнике — вражеские минометы.

— Вижу, — докладывает Головко, — иду давить.

Стальбовский и сам видит, как мечутся