Добрые и сильные - Татьяна Рубцова

— Он, — Медведев отвернулся.

— Давай, топай, или беременную бабу легче насиловать, чем отвечать за свои поступки.

Человек: страшный, взлохмаченный и уже избитый — мрачно и упорно продвигался вперед своим неверным шаркающим шагом.

— Ну как, капитан? — поднялся из-за стола сорокалетний мужчина в мундире с приколотым к лацкану значком о высшем образовании.

Медведев, проходя к столу, бросил на него спортивную сумку, приблизился к мужчине и крепко пожал ему руку.

— Это? — кивнул тот на сумку.

— Думаю, да. Сидоренко именно ее должен был передать Рожневу, Климову и Дубовцеву.

— Прекрасно. Вскроем, когда остальные подойдут. Они должны быть с минуты на минуту. Ну и сборная у нас, ну и олимпийцы. Оформим все после вскрытия.

— Как скажете, Михаил Степанович.

— А ты молодец, капитан, молодец.

Тут дверь кабинета открылась и вошел человек в форме работника прокуратуры.

— Здравствуйте, — сказал он приятным, чуть рокочущим, голосом. — Михаил Степанович, мое, почтение. Медведев, если не ошибаюсь? Приятно познакомиться. Что, наши «друзья» из РУСАКа еще не приехали?

— Сказали, что едут.

— Придется ждать. Вы уверенны, что это то самое, что мы искали, — кивнул прокурор на сумку, стоявшую на столе.

— Думаю, да.

— Кстати, если это так, нашедшему полагается премия от компании.

— Слышь, Медведев, ты разбогател.

— Невелико богатство, если разделить на 12 человек, — ответил Медведев, садясь за стол и доставая сигареты.

— А зачем делить? — удивился прокурор, тянясь к его пачке.

— Все принимали участия в следствии, — Медведев протянул ему пачку, и они оба вопросительно посмотрели на хозяина кабинета. Тот молча кивнул и пошел открывать окно.

— Нашли сумку вы и потому могли бы и не делиться, — прокурор прикурил от зажигалки Медведева.

— Мы же следственная группа, а не частники. И ребятам тоже не помешает премия.

— Ну, вольному — воля. Что же они не едут.

Прокурор явно нервничал, нервничал хозяин кабинета, и только капитан Медведев оставался спокоен и равнодушно смотрел в окно через ряды стульев. Он курил, затягиваясь полной грудью, не торопливо и не жадно, в меру экономно и слегка небрежно держа сигарету, но пепел вовремя стряхивал в пепельницу и делая при этом минимум движений. Шрамы на его лице при неярком свете казались простыми морщинами.

Прокурор курил порывисто, словно куда-то спешил, все оглядывался и ронял пепел на стол, на кожаную папку и на брюки. Михаил Степанович ходил, заложив руки за спину от своего кресла к окну, от окна — обратно к креслу. Когда ему надоело это занятие, он сел, аккуратно подтянув брюки, посидел немного, к чему-то прислушиваясь и кашляя.

Тут дверь открылась. Трое мужчин в одинаковых строгих и дорогих костюмах, с папками и кейсами, и четвертый, в богемной невообразимой мешанине, да еще и с длинными волосами и с небольшой шкатулкой в руках, — вошли в кабинет.

Сидевшие за столом, поднялись, все обменялись рукопожатиями.

— Где они? — сдавленно и торопливо спросил, прошедший первым, высокий и толстый мужчина. — Здесь?

— Сейчас увидим. Мы ничего не трогали без вас. Будем снимать отпечатки.

— Какие?

— Пальцев.

— Зачем?

— Чтобы не было никаких разногласий.

— Какие, к черту, разногласия. Где они, покажите!

— Значит — вскрывать?

— Да. Да. Конечно.

Хозяин кабинета протянул руку к спортивной сумке, взял ее за ремень и притянул к себе. Оглядев мужчин, стоявших вокруг, он медленно открыл молнию, достал кроссовки, повертел их в руках, ощупал, отложил, достал из стола складной нож, открыл его и, взяв одну кроссовку, с силой сделал надрез на подошве лезвием.

— Что это значит?

— Сейчас.

Михаил Степанович продолжил свою работу, разрезая подошву и иногда встряхивая кроссовку в руке.

— Да объясните наконец — что вы такое делаете?

— Фокус. Смотрите.

Михаил Степанович, замкнув линию разреза, опустил кроссовку к крышке стола, поставил ее на носок и слегка тряхнул. Мелкие, прозрачные, чистой водя, камушки посыпались на полированное покрытие, дробно стуча. Круглые и вытянутые, размером с горошину, с боб и чуть крупнее. Они перекатывались, стукались друг о друга, как в биллиарде, катились по ровной поверхности. Четыре пары рук потянулись к ним, чтобы остановить, но ни одна ладонь, ни один палец так и не коснулись их.

— Боже мой, — проговорил длинноволосый мужчина, следя взглядом за подергивающимися, перекатывающимися камушками.

— Это не все, — сглотнув, выкрикнул мужчина в костюме.

— Конечно. Есть еще вторая кроссовка, — чувство юмора вернулось к Михаилу Степановичу, и он старался держать себя достойно.

— Но почему кроссовки?

— Можно догадаться. Это кроссовки олимпийского чемпиона, видите надписи. На рентгене алмазы не просматриваются, а какой таможенник станет такую знаменитость проверять. Особенно, если приехать в самую последнюю минуту. Значит, будем потрошить вторую, или сначала оформим эту?

— Оформим, — по ястребиному быстро и подозрительно взглянул мужчина остальных собравшихся. — Господин Бауэр, начинайте.

Длинноволосый протянул руку к кучке.

Он брал в руки камни, один за одним, оценивал их, покрутив в длинных тонких пальцах, говорил их вес и складывал в шкатулку. Один из мужчин в строгом костюме записывал все, достав из папки бланк. А тот, с ястребином взглядом все следил недоверчиво и бдительно, как камни из кучки попадают в тонкие длинные пальцы г. Бауэра, а оттуда — в шкатулку. Медведеву наскучила эта процедура, он и без того оттесненный, отступил к окну, оперся о подоконник, вполоборота глядя на весенний день и улицу, полную машин.

Мужчина от стола бросил на него взгляд, словно просвечивая насквозь, но увидел только безразлично склоненную спину.

А за столом в то время приступили к вскрытию второй кроссовки.

— А где Гордость России, где Глаз Якутии? Где Гарри Поттер, наконец! — воскликнул мужчина под перестук камней.

Михаил Степанович снова полез в сумку, достал спортивный костюм, отложил, достал майку и трусы, боксерские перчатки и шлем боксера — любителя. «Сергей Сидоренко», — было написано на всем. — «Чемпион XXVII Олимпиады в Сиднее». И стояла размашистая роспись.

— Вскрываем?

— Конечно. Чего вы ждете!..

— Господи, Анюта!

— Что?