Там, где нас нет - Татьяна Устинова

– Ты... поэтому так поздно приехал?

Волков кивнул.

– Это с ней ты ночью разговаривал?

Волков опять кивнул:

– Она... ну, в общем, она никак не могла успокоиться, я дажеехать к ней хотел, но потом вроде сын приехал.

– Когда это случилось?

– Вечером, часов в девять или после девяти!.. Я как-то плохосоображал.

– А почему ты мне не позвонил? А, ну да...

А, ну да!.. Они перестали звонить друг другу давно.Когда-то, в прежние, хорошие времена они друг другу звонили – так было веселееи так было легче дожить до вечера, когда они, наконец, увидятся и смогутпоговорить и посмотреть в глаза друг другу.

Очень многое проясняется, когда можно поговорить ипосмотреть в глаза, и там, в прошлом, это было очень понятно, и от этогохорошо.

Впрочем, всегда кажется хорошим то, что уже прошло, или то,что еще не наступило!.. Всегда хорошо там, где нас нет.

Много лет, по глупости, должно быть, Волков думал, чтохорошо как раз там, где мы есть!..

Юля помолчала и еще раз на него посмотрела. Он пил изкружки, и морщился при каждом глотке.

Ему так хотелось, чтобы она его пожалела, а она не жалела.

«Если она сейчас скажет „Я тебе сочувствую“ или „Прими моисоболезнования“, значит, все, – вдруг глупо загадал Волков. – Значит, большеничего и никогда не будет».

Примите соболезнования. Сочувствие примите тоже.

В голове у него, совсем как вчера, вдруг начались скачки спрепятствиями, и в гонг зазвонили. От звука гонга Волкова даже слегказатошнило, и он поставил на стол кружку.

– И как его угораздило, Господи боже мой? Бедная Зина. Ты незнаешь, с ней кто-нибудь есть?.. От сына, наверное, мало толку.

Волков кивнул, сам не зная чему.

Кажется, приговор в исполнение приведен не был. Прошение неопоздало.

Юля еще помолчала, как будто собираясь с силами.

– Может, нужна моя помощь? – в конце концов спросила онаненатуральным голосом дизайнера Александры Скрыпник из телевизора, предлагавшейраскрашивать гуашью баранки. – Ты скажи!.. Я все-таки хорошо знаю и Колю, иЗину...

Таким образом она словно объясняла себе и Волкову, почемуименно предлагает помощь.

Волков помотал головой – спасибо, не нужно.

Еще бывает так – «спасибо, положи под зеркало».

– Ты совсем зеленый, – вдруг сказала Юля совершеннонормально, и Волков на нее взглянул, – местами даже сизый какой-то.

– Я... спал плохо.

Не мог же он сказать, что ждет – не дождется, чтобы она егопожалела!..

«Ну, пожалуйста, ну, прямо сейчас!.. Ну, что тебе стоит?.. Ятак замаялся один, я перестал тебя понимать и жизнь перестал понимать тоже, араньше мне казалось, что понимаю! Новый год на носу и всякие глупости, которыеты так смешно, так трогательно любишь, как маленькая, – тролли, гномы, ДедМороз, огни, гирлянды, лампочки, рождественские венки, гусь с яблоками, пирогразмером со стол! Еще ты любишь разворачивать подарки, и я, черт побери все насвете, за столько лет с тобой так и не научился их как следует заворачивать! Язверею сразу же, как только вижу глянцевые трубки оберточной бумаги испециальные бантики, продающиеся отдельно! У меня никогда не получается все этопристроить так, чтоб было красиво и опрятно, у меня все отовсюду торчит, и вконце концов я приклеиваю эту гребаную бумагу липкой лентой, чтобы она хотькак-то держалась! Я никогда не делал этого для детей, только для тебя, потомучто ты особенно это любила – наверное, потому, что любила меня».

А сейчас разлюбила?..

И Дед Мороз не поможет? И орех Кракатук, раз в годисполняющий желания?

Впрочем, и в Деда Мороза, и в могущественный орех всегдаверила именно ты, и тебе это доставляло радость и удовольствие. Мне-то не особенно.Но постепенно я... научился радоваться и верить, следом за тобой».

– Там еще снег был, – вспомнив про деда Мороза, вдруг сказалВолков. – На ковре. Я зашел, а в комнате никого нет. Я постоял, по сторонампосмотрел, потому что сквозняк гулял. Думаю, с чего это Коля у себя такойхолодильник устроил!? А на ковре был след от ботинка, такой ледяной блин,знаешь, как с улицы приносят, когда снег налипает? Он был совсем свежий, тольконачал подтаивать!

Юля смотрела на него, пожалуй, почти с сочувствием.

– Но никто не признался! – вдруг констатировал Волков сизумлением. – То есть ни один из этих гавриков, которые в конторе вчеразадержались, так и не признался, что заходил к нему! Хотел бы я знать, почему!

– И почему?

– Я не знаю. Нет, но это странно, да? След на ковре был, явидел совершенно точно, а в комнату как бы никто не заходил! Но так не бывает!

– Не бывает.

– Тогда почему они врут?

Юля пожала плечами.

– Может, они не врут, а просто забыли?

– Да ладно тебе, Юль! Кто-то забыл, что заходил к человеку,который через минуту после этого погиб?!

Тут Волков осекся и замолчал.

– «После этого» не значит «вследствие этого», – сказала Юля,знавшая его как свои пять пальцев. – Не выдумывай.

– Я не выдумываю.

Волков залпом допил из кружки, встал и дошел до окна. Заокном валил снег. Совсем Новый год.

– Но этого быть не может, – сказал он сам себе, глядя наснег. – У нас в конторе?!

– Не выдумывай, говорю тебе!

– Я ничего не выдумываю. В офисе сидят пять человек. Вместесо мной шесть. Вместе с Колей Сиротиным – семь. Сидят допоздна. Конец года, ивсе такое. Ничего странного нет в том, что кто-то из сотрудников зашел зачем-тов кабинет к другому сотруднику! Так почему никто не признается?! Ну, зашел и зашел,и что?..

– Может, потому и не признается, что Коля погиб.

Волков повернулся и посмотрел на нее. За спиной у него валилмягкий бесшумный, совсем новогодний снег.

Юля говорила, что в такой снег Дед Мороз как раз и проезжаетпо городу на тройке с бубенцами, только его очень трудно разглядеть. Дети,когда были маленькие, всегда бежали на улицу и кричали, что да, да, они еговидели!..

– Такими вещами не шутят, – сказал Волков, думая о тройке сбубенцами. – Это же серьезное дело, человек погиб!.. У всех спрашивали, кто икогда видел его в последний раз, и вышло, что все видели только днем! А снегтогда откуда?