Достойно есть - Одиссеас Элитис

полость Смерти для Младенца Грядущего

полость Убийства для Праведного Суда

полость Жертвы для Честного Воздаяния

полость Души для Чужого Долга

        И ночь, анютины глазки

        древней

        Луны распиленной ностальгией

с руинами заброшенной мельницы с ароматом навоза беззлобным

        заняла во мне место

Изменила размеры лиц Перераспределила вес

Моё твёрдое тело было якорем спущенным

в толчею человечью

   где ни звука кроме

        стуков плачей ударов в грудь

        и трещины на стороне обратной

Какого племени небывалого был я отпрыск

   лишь тогда я понял

        что мысль Другого

        наискось как стеклянное остриё

        или Правда меня прорезала

   Я увидел в домах отчётливо будто вовсе не было стен

   как проходят старицы с лампадкой в руке

   морщины на лбах и на потолках

и других увидел молодых усатых опоясывавшихся оружием

        молчаливо

        два пальца на рукояти

        век за веком.

«Видишь» рёк он мне «это всё Другие

и нельзя Им быть без Тебя

и нельзя без Них быть Тебе

Ты видишь» рёк он мне «это всё Другие

        и нельзя без того чтобы ты их встретил

если хочешь чтобы твой образ был нестираем

        и собой остался.

   Потому что многие из них в чёрных рубашках ходят

   многие говорят на языке хирогриллов

   и есть среди них Сыроеды есть Водные Дикари

   есть Ненавистники Хлеба есть Бледнолицые есть Новостервятники

   связка и число оконечностей на кресте

        Тетрактиды.

Если вправду ты выстоишь встретив их» он мне рёк

«жизнь твоя обретёт клинок и путь» он мне рёк

        «К своему оружию каждый» он рёк

И тот, кем воистину был я Много веков назад

В огне ещё зеленящийся От неба не отсечённый

        Вошёл внутрь меня И сделался

        тем, кто я есть

В три часа пополуночи

   вдалеке над бараками

        первый запел петух

Я Прямые Колонны увидел на миг на Метопе Могучих Зверей

   и Людей несущих Богопознание

Обрело очертания Солнце-Архангел, навек одесную меня

        ТАК ВОТ ЖЕ я

        и мир, сей малый и великий!

Страсти

I

Так вот же я —

я, созданный для юных Кор и островов Эгейских,

   возлюбленный косульего прыжка

и жрец оливковой листвы —

   я, солнцепийца и саранчебойца.

Так вот же я – лицом к лицу

   с одеяньями чёрными дружно шагающих в бой

и эпохи пустой, истравившей из брюха детей,

   разъярившейся похотью!

Ветер крылья стихий развязал и грохочут грома у вершин.

   Доля чистых душой, как и прежде одна, воздвигаешься ты из теснин!

В теснинах раскрыл я ладони свои

   В теснинах опустошил я ладони свои

И другого богатства не знал, и другого богатства не видел я,

   Кроме струй родниковых студёных

Зефир Поцелуи Граната плоды источающих.

   К своему оружию каждый, я рёк:

В теснинах я рощи гранатов оставлю

   Я стражем в теснинах дыханье Зефира поставлю

Я в мир поцелуи отправлю освящённые страстным желанием!

   Ветер крылья стихий развязал и грохочут грома у вершин.

Доля чистых душой, ты одна моя доля по крови!

II

Родной мне дали греческую речь —

Мой нищий дом на берегах Гомеровых.

   Нет заботы другой кроме речи моей на берегах Гомеровых.

Там ставридки и окуни

   слово ветром избитое

протоки зелёные в толще лазури

   всё чего только в сердце своём я не видел светящимся

эти губки медузы

   с самой первой песней Сирены

ракушки лиловые с первым трепетом чёрным.

   Нет заботы другой кроме речи моей с первым трепетом чёрным.

Там гранаты и айвы

   смуглолицые боги, дядья и племянники,

в кувшины огромные льющие масло,

   и дыхание рек, напоённое запахом

ивы и мирта

   горькой мяты и дрока

с первым зябличьим писком

   псалмопения звонкие с первым возгласом Слава Тебе!

Одинокой заботы полна моя речь, с первым возгласом Слава Тебе!

   Там лавры и вербы

кадило и ладан

   несущие благословение ружьям и битвам.

На земле на застеленной скатертью лоз виноградных

   яйца-крашенки дым от мангалов

И – Христос Воскресе!

   с первым греческим залпом.

И любовь сокровенная с первыми звуками Гимна.

   Нет заботы другой, кроме речи моей с её первыми звуками Гимна!

1

Ещё в глине мой голос оставался но звал тебя

Розовеющий плод молодой холодок

И с тех пор он ваял тебе перед ранними зорями

Очертания губ и туманные пряди

Ясность слога он дал тебе эти ламбду и эпсилон

Безупречность воздушную поступи ног

В тот же миг нараспашку отворилась в груди моей

Дверь безвестной тюрьмы и оттуда галдя

Птицы серые с белыми взмыли в небо и понял я

Что вся кровь для тебя для тебя наши слёзы

И сражение вечное превосходное, страшное

Красота и пленительность ради тебя.

В грозных трубах деревьев и гремучем пиррихии

Ятаганов и пик я узнал Твою речь

Приказания тайные слово девства и доблести

Озарённое вспышками зелёных созвездий

И увидел в руке Твоей занесённый над пропастью

Твой клинок беспощадный ТВОЙ КАРАЮЩИЙ МЕЧ!

Чтение первое. Дорога на фронт

На рассвете Иоаннова дня, что после Крещенья, мы получили приказ снова выдвигаться вперёд, в сторону тех мест, где не бывает ни выходных, ни будней. Нужно было, сказали нам, занять позиции, которые удерживали артинцы: от Химары до Тепелени. Потому что от них, непрерывно воевавших с первого дня, едва осталась половина, и больше вынести они уже не могли.

Целых двенадцать дней мы прожили в покое, по деревням. И как раз тогда, когда наш слух вновь начал привыкать к сладкому треску земли, когда мы робко разбирали по слогам собачий лай или звон далёкого колокола, нам приказали вернуться к единственным звукам, которые мы знали: медленному и тяжёлому – артиллерии,