Бегство от страсти - Барбара Картленд

— Не могу понять, почему моя дорогая тетушка не сообщила мне о таком важном событии, как женитьба Люсьена. Помимо всего прочего, я желал бы преподнести вам подарок.

— Мы были женаты очень недолго, когда его убили, — с трудом выговорила Флер онемевшими губами.

— Да, это понятно. Шок… такое ужасное несчастье. И все же как мужественно отвечала она на письма с выражениями соболезнования — я получил от нее такое письмо. Под влиянием пережитого горя она, конечно, могла забыть о браке Люсьена. Но она писала о нем так подробно и с такой гордостью! Согласитесь, мадам, это все-таки очень странно. Как вы, вероятно, заметили, моя тетушка была очень педантична в таких вопросах. Когда она умерла?

— Сегодня в половине седьмого. Вы хотите ее видеть?

— Впереди еще много времени. Я, разумеется, останусь здесь на ночь. А похороны завтра?

— Послезавтра.

— Так. Значит, мы будем иметь удовольствие провести вместе время до среды. Возможно, появятся и другие родственники — не знаю, но у меня будет много дел. Вы же понимаете, что я теперь — глава семьи.

— В самом деле?

— О да. Отныне я имею право именоваться графом де Сарду, но наше поколение такими пустяками не интересуется. Все это побрякушки, оставшиеся нам от изжившей себя аристократии. Я предпочитаю быть просто monsieur. Я демократ, как, впрочем,

вероятно, и вы, мадам?

— Разумеется.

— Рад это слышать. Я вижу, у нас много общего. Вы видели завещание графини?

Флер не торопилась с ответом. Она нагнулась над столиком, перебирая на нем фарфоровые табакерки. Ее забавляло держать своего врага в состоянии неизвестности, зная, что этот вопрос интересует его больше всего.

— Мне ничего об этом не известно, — сказала она наконец. — Если она и оставила завещание, оно должно быть у адвоката.

— Да, разумеется.

Она услышала короткий вздох облегчения. Monsieur Пьер прошелся по комнате.

— Вы позволите мне закурить, мадам?

— Да, конечно, пожалуйста. Извините, я забыла вам предложить.

Это неудивительно, когда в доме нет мужчин. — Он зажег сигарету. — Вы были здесь, когда Люсьена убили? — Да.

— А где была ваша свадьба?

Флер ощутила внутреннюю дрожь. Именно этого вопроса она и боялась. Ее тайна должна была вот-вот выйти наружу.

— В Париже.

— В Нотр-Дам?

— Нет, в Сен-Мадлен.

Она не могла понять, почему сказала это, разве только ради удовольствия противоречить ему.

— В высшей степени странно! Все де Сарду женились в Нотр-Дам.

— Люсьен пожелал быть исключением.

— Вы меня простите, мадам, если я попрошу вас назвать вашу девичью фамилию?

Флер улыбнулась. Здесь ей ничто не угрожало, не было необходимости лгать. Она могла назвать фамилию бабушки, чья семья была многочисленной.

— Флер де Мальмон.

— Да, конечно, эта семья мне знакома.

В его вкрадчивом голосе появились уважительные нотки, но Флер чувствовала, что он отнюдь не удовлетворен. Он по-прежнему был полон подозрений, может быть, даже больше, чем раньше.

Она слишком поздно поняла, что единственным объяснением тайного брака могло бы стать то обстоятельство, что Люсьен выбрал себе в жены неизвестно кого, девицу сомнительного происхождения, которую его семья никогда бы не признала. Ну что же, что сделано, то сделано, теперь оставалось только ждать следующего вопроса. Она обрадовалась, услышав, как открылась дверь. По крайней мере, на какое-то время Флер получала передышку.

Мари принесла кофе, вернее, отвратительный эрзац, которым они были вынуждены обходиться уже больше года.

— Кофе, monsieur?

— Благодарю вас. Поставьте на стол. Я сам себе налью.

Флер показалось, что он поморщился от запаха. Без сомнения, Пьер и его друзья-немцы угощались более приятными напитками, чем его менее удачливые соотечественники.

Мари направилась к дверям. Но он внезапно остановил ее.

— Мне нужно послать кого-нибудь в деревню. Найдется здесь кто-нибудь, кто мог бы пойти?

— Mais non, monsieur . В доме нет никого, кроме меня и мадам.

— Но это нелепо! Ну, какой-нибудь подручный садовника или работник с фермы?

— Нет никого, monsieur, кем мы могли бы распоряжаться. До войны многие были рады служить в замке. Теперь они служат завоевателям.

Monsieur Пьер издал раздраженное восклицание.

— Тогда мне придется пойти самому. Я должен увидеть священника, доктора… — Он замолчал.

«И адвоката», — мысленно добавила Флер.

— Да, monsieur. — Мари терпеливо выжидала, безмолвная и недоброжелательная.

— Можете идти.

— Благодарю, monsieur.

— Это правда, — обратился он к.Флер, — что некого послать и нет никакого способа вызвать людей сюда?

— Очень сожалею, но это так, — холодно заметила Флер, — и естественно, у нас нет никакого транспорта.

— А машина?

— Немцы забрали ее больше года назад.

— Да, да, конечно. Они возместили мадам ее стоимость?

— Понятия не имею.

Флер отлично знала, что никакой компенсации графиня не получила. Ей как-то неопределенно дали понять, что, если она обратится с просьбой, ей выдадут ваучер, по которому она в свое время сможет получить сумму, равную стоимости машины. Графиня этим рекомендациям не последовала.

Флер твердо была намерена ни словом, ни делом не дать monsieur Пьеру воспользоваться чем-либо из имущества Люсьена.

— Что ж, придется отправиться самому — если гора не идет к Магомету! — с насильственным смехом выдавил Пьер. — Аи revoir . Я не задержусь. Обедаем вместе, я надеюсь?

— Какое время вас устроит, monsieur?

— В семь часов вам будет удобно?

— Прекрасно.

— Тогда до вечера, мадам.

Он бросил на нее взгляд победителя и вышел из комнаты с видом человека, полностью уверенного, что им восхищаются.

Флер застыла на месте. Она ждала, пока не закроется парадная дверь, пока не замрет хруст гравия под удаляющимися шагами, пока не наступит тишина. Тогда она бессильно опустилась на софу, прижимая руки к раскалывающейся от боли голове. Наконец Флер почувствовала, как напряжение в ней медленно ослабевает.

— Я должна подумать, — сказала она громко, — я должна подумать.

Что делать? Как избежать грозившей ей западни? Почему Мари назвала ее женой Люсьена? Это было безумием, но, с другой стороны, что еще она могла сказать? Он мог бы поинтересоваться ее документами, и тогда любая увертка, любая новая ложь вызвали бы у него еще большие подозрения.