Бегство от страсти - Барбара Картленд

На глазах Флер выступили слезы. Не в силах ответить, она повернулась и вошла на станцию.

Ее пропуск проверили и вернули. Она шла по платформе, чувствуя на себе чужие взгляды. Но следившие за ней глаза были безразлично усталыми, в них не было даже любопытства.

Подошедший поезд изрыгал вонючий черный дым. Флер слышала, что на местных линиях использовался уголь плохого качества. Все лучшее нацисты увозили в Германию. Французам оставались отбросы, грязные, неудобные в употреблении.

Народу в вагоне было мало. Спутниками Флер оказались старуха с корзиной, державшая за руку девочку, очевидно, свою внучку; рабочий, куривший трубку и наполнявший вагон резким неприятным запахом; в углу тихая» незаметная монахиня в белом апостольнике, не поднимая глаз, беззвучно перебирала четки.

Через некоторое время маленькая девочка нарушила молчание.

— Grand-mere, j'ai faim .

Бабушка наклонилась и что-то ей прошептала. Флер послышалось, что она пообещала дать ей поесть попозже.

— Но я хочу есть сейчас, — настаивала девочка. — У меня здесь голодно. — Она похлопала себя по животику.

Бабушка сказала что-то резко. Девочка замолчала, но губы ее шевелились, и Флер видела, что она твердит потихоньку: «Я хочу есть. Мне голодно».

Они прибыли в Бюгале. Какое облегчение было выйти из вагона и избавиться от этой гнетущей тишины, этого молчания, когда сидящие рядом люди что-то думают и чувствуют, но слишком напуганы, чтобы обменяться даже парой слов!

После Бюгале Флер долго ехала, все в той же тишине, с большими неудобствами. Были бесконечные пересадки, новые билеты, новые расходы.

Невозможно было видеть, как тяжело страдала Франция под игом завоевателей. Стоило только взглянуть из окна вагона на обваливающиеся стены, облезшую краску, сломанные заборы.

Были и другие, более явные признаки обнищания: исхудавшие коровы с выпирающими ребрами; лошади, которые не выдержали бы и самой легкой поклажи; отощавшие свиньи, а главное, всей этой живности было очень мало.

Куда девались стада, заполнявшие зеленые пастбища по берегам полноводных рек? Почему мелькавшие в окнах фермы казались пустыми, разве что какая-нибудь жалкая дворняжка тащилась по заброшенному двору в поисках тени?

«Печальная страна», — думала Флер, и сердце у нее сжималось от жалости.

Единственным видом транспорта на дорогах были немецкие военные машины, иногда сопровождаемые мотоциклистами, а на боках машин чернела свастика, наглая и зловещая.

Неудивительно, что их так ненавидят, думала Флер. Она вспомнила прошлогодние рассказы о том, как у крестьян отняли только что собранный урожай, о том, как целые семьи остались без пропитания, когда реквизировали весь картофель.

В небе показался немецкий самолет, он медленно двигался в безоблачной вышине — так парил когда-то Люсьен…

Она ехала все дальше и дальше, и монотонный стук колес вторил терзавшему ее с беспощадной настойчивостью вопросу:

«Вот я приеду… и что дальше?»

Флер стояла у маленькой станции и растерянно оглядывалась по сторонам. Безмерно усталая, она даже не могла до конца осознать, что ее путешествие подошло к концу.

Вдали виднелось море, сверкавшее под послеполуденным солнцем ослепительной голубизной. Над ближним полем громко кричали чайки, искавшие пищу во вспаханной земле.

Наконец-то она прибыла в Сен-Мадлен-деБошан. Это путешествие показалось ей вечностью!

Мари просила ее не расспрашивать никого на станции.

— Им будет любопытно узнать, кто вы, — сказала она. — Пройдите около мили прямо по дороге к морю, а потом сверните налево.

Около мили! Флер не в силах была представить, как она пройдет такое расстояние.

Она взглянула на пыльную дорогу, по которой уже плелись некоторые из тех пассажиров, кто вышел, как и она, на этой станции.

«Как же я хочу спать», — подумала Флер.

Прошлую ночь она провела, сидя на жесткой скамье на очередной станции пересадки. Зал ожидания был заперт — очевидно, по приказу немцев. Несколько раз за ночь железнодорожные служащие делали обход, презрительно посматривая на кучки озябших, но терпеливых путешественников.

Ей неоднократно приходилось предъявлять документы, отвечать на одни и те же вопросы, давать одни и те же объяснения.

Раз-другой сердце начинало судорожно биться — ей казалось, что кто-то из проверяющих слишком пристально к ней приглядывается. Но пьяный офицер, подписавший пропуска для господина мэра, был, похоже, слишком высокого ранга.

Всякий раз после унизительных замечаний о том, что не подобает в такое время ездить так далеко, документы возвращали, и Флер принимала их с благодарностью, сознавая, что пройден еще один этап, взято еще одно препятствие.

И вот наконец она достигла цели. Флер не чувствовала ничего, кроме крайнего изнеможения. Перед ней расстилалась бесконечная дорога. Ей ничего не оставалось, как только идти дальше и дальше.

И она шла, волоча ноги. Ей казалось, что вместо одежды в корзине и саквояже лежат пуды свинца. С каждым шагом вздымалось облако пыли. Неужели этот путь никогда не кончится?

Было жарко, пот выступил у нее под тесной лентой шляпы и струйками катился по лбу.

Может, он хоть немного смоет грязь, равнодушно думала Флер, зная, сколько накопилось на ней пыли и копоти. Грязные вагоны поездов не убирались, на полу валялись и гниющие пищевые отходы, и мусор, и пепел.

Флер шла все дальше. Неожиданно почувствовала в воздухе запах и привкус соли. С моря дул свежий бодрящий ветерок, и ею внезапно овладело страстное желание оказаться дома — в Англии.

Она не раз останавливалась и, положив вещи на землю, испытывала сильное искушение оставить их, чтобы вернуться за ними позже. Она бы так и сделала, если бы не боялась, что кто-нибудь раскроет саквояж и придет в изумление от его содержимого.

Поля по обе стороны извивающейся дороги были пустынны. Флер поняла, что она удаляется от деревни. Как далеко ей еще тащиться, пока она не доберется до фермы?

— Там трудно заблудиться, — говорила Мари. И все же Флер забеспокоилась, правильно ли она поняла ее указания и туда ли идет.

И вдруг, неожиданно, ферма оказалась прямо перед ней. Еще один поворот, небольшая тополиная рощица, и за ней небольшое неопрятного вида строение. Некогда белые стены потрескались и потемнели от непогоды, калитка болтается на сломанных петлях, двор пустой, только рыжая кошка спит на деревянной скамье.

Флер положила вещи и некоторое время стояла, глядя на дом. Присутствие кошки свидетельствовало о том, что он был обитаем. Хотя заброшенный вид жилья и тишина внушили ей сначала опасения, что жители покинули ферму.