Россия: народ и империя - Джеффри Хоскинг

В данный момент я закончил свое исследование 1917 годом. После этого проблема отношений русских людей и Российской империи сохранила свою остроту и важность, но радикально изменились условия, и это символизирует хотя бы тот факт, что в названии империи не упоминалось название ее основного народа. Если жизнь и энергия позволят, я когда-нибудь постараюсь проследить и эту историю. А пока ограничиваюсь несколькими предварительными мыслями о том, как все, о чем я рассказал, повлияло на советский и постсоветский опыт.

Джеффри Хоскинг,

Школа славистики и Восточной Европы

Лондонский университет, апрель 1996 г.

«И уже помочию всесильнаго Господа нашего Иисуса Христа, и молитвами нашея владычицы и Богородицы, и пособием и заступлением великого архистратига Михаила и прочих сил безсплотных, и великих чюдутворцевъ молитвами и сродниковъ царя нашего православнаго и всѣх святых молитвами благочестивый и Богом венчянный нашь царь православный и великий князь Иван Васильевич самодержец всея Руси брався с нечестивыми и одолѣ их до конца и царя Казанского Едигер-Магметя изыме и знамена их взяша и царство и град многолюдной Казанской восприят… И повелѣ благочестивый царь и великий князь во своем полку под своим знаменьем молебная пѣти и о побѣде благодарение Богу воздающе; и в той час повелѣ животворящий крестъ поставити и церковь поставити, нерукотворный образ Господа нашего Иисуса Христа, на том мѣсте, гдѣ знамя царское стояло во время взятия градского».

Так официальная хроника отметила тот знаменательный день в октябре 1552 года, когда Московия начала свою имперскую карьеру, впервые покорив и аннексировав независимое нерусское государство, Казанское ханство. Московская Русь уже была многонациональным образованием, включавшим и татар, и финно-угорские племена, но завоевание Казани знаменовало новый подход к отношениям с соседями. Русь вступила на более чем трехвековой путь захватов и экспансии, который привел к созданию самой крупной и разнородной империи в мире.

Летопись особо подчеркивает религиозные мотивы Казанской кампании. Но было и много других мотивов. Один из них заключался в простом желании обезопасить аграрные районы страны, чьи южные и восточные границы не имели никакого барьера на пути обитателей степей, земли которых распростерлись на тысячи километров до Центральной Азии. Золотая Орда, доминировавшая на этих территориях с XIII века, распалась на ряд ханств, воевавших друг с другом за области, лежащие к северу от Черного и Каспийского морей: Ногайская Орда, Крымское, Астраханское, Казанское и Сибирское ханства.

Открытость и большая протяженность этих земель порождали постоянное и непрекращающееся соперничество, стремление к превосходству над соседями или их уничтожению, поиски временных союзников, нередко вскоре становящихся врагами. Обеспечить безопасность так никогда и не удавалось — как бы далеко ни распространялась гегемония, за новой границей всегда находился еще один сосед и еще один потенциальный противник. На этих опасных и незнакомых землях Московия училась дипломатии и военному делу. Подобно неуклюжей и находящейся в постоянном возбуждении амебе, Московия расширялась, чтобы заполнить пространство, свободное от другой доминирующей силы, побуждая саму себя к непрерывному динамичному завоеванию, как пружина, отбрасывая монголов, сжавших ее три столетия назад.

Было бы недостаточно сказать, что Москва являлась одним из соискателей в борьбе за обширные степи, так как во многих отношениях она оставалась для них чужаком. Аграрная страна с оседлым населением отличалась от восточных и южных соседей, еще не порвавших с кочевым образом жизни. Правители Московии рассматривали свои владения как наследственные и не собирались делить с кем-либо верховную власть над ними, тогда как ее противники жили по кочевым законам: клятва в верности верховной правящей династии (Чингизидам) не препятствовала образованию клановых союзов, менявшихся в зависимости от обстоятельств и потребностей. Татарская знать могла принести присягу Великому князю Московскому, но считала свои обязательства договорными отношениями, которые можно прекратить без какого-либо морального ущерба для чести той или другой стороны. Московские правители полагали, что татарские племена поступили к ним на постоянную службу, признали власть Москвы над собой, а значит, последующий выход из подобных отношений следует рассматривать как предательство. Летопись содержит запись о том, что Иван IV, завоевав Казань, повелел «ратных за их измъны избити всъх».

Итак, поход Москвы на Казань был в некоторой степени актом возмездия за нарушение присяги, за непокорность высшей власти. Но кроме того, в основе этого похода лежало смешанное ощущение религиозной и национальной миссии, еще более окрепшее после того, как Москва стала сильнейшим из княжеств РУСИ в результате победы на Куликовом поле в 1380 году, когда Великий князь Московский Дмитрий Донской разбил войско монголов. В ранних летописях «Русь» идентифицировалась с «Русской землей», православной церковью и вотчиной князей династии Рюриковичей. В XIV веке эти понятия начали все больше ассоциироваться с Москвой. С 1328 года в Москве находился и глава русской православной церкви.

В правление Ивана III в конце XV века были предприняты первые шаги по приданию растущему влиянию Москвы нового, более грандиозного статуса, чем просто центра династических владений. Незадолго до того, как Москва окончательно избавилась от власти монголов в 1480 году, Иван женился на Софье Палеолог, племяннице последнего византийского императора. При нем великокняжеский двор приобрел византийскую пышность, появились величественные церемониалы. Иван пустил в оборот историю о том, что Константин Мономах (византийский император, 1042–1055) даровал знаки императорской власти и корону Киевскому князю Владимиру Мономаху. Тем самым Киев задним числом наделялся имперским статусом, и Москва, как его преемница, объявлялась наследницей имперской традиции, восходящей к Августу. Сотворение столь чудесной генеалогии достигло своей кульминации в коронации юного Ивана IV как царя (цезаря) в 1547 году. Такое «изобретение традиций» подразумевало, что Московия имеет естественное право на владение всеми территориями, когда-либо управлявшимися кем-либо из князей Руси.

Падение Византийской империи под натиском османов в 1453 году придало подобным имперским претензиям религиозный оттенок. Незадолго до этого события, в 1439 году, на Флорентийском соборе греческая православная церковь согласилась воссоединиться с римской, а в Московии сочли это еретическим шагом. Взятие неверными Константинополя могло быть в этой связи истолковано как Божья кара за отступничество. В Московии подобная интерпретация появилась не сразу после события, но когда все же появилась, то обозначила особую роль русской церкви как православной, свободной от ига ислама, что трактовалось как награда за стойкость в вере и знак Божьей милости.

Смешение мирского и религиозного наследия и породило легенду о «Москве, Третьем Риме», изложенную с величайшим пылом в писаниях монаха Филофея из Пскова. В 1500 или 1501 году Филофей обращался к Ивану III: «Нынешняя церковь третья, новый Рим… и да будет тебе известно, о милостивый царь, что все империи православной христианской веры слились в твою империю. Ты есть единственный император всех христиан во всей вселенной… Потому что два Рима пали, третий стоит, а четвертому не быть».