Когда псы плачут - Маркус Зузак

А вот я с другой стороны.

В этом плане я совсем не такой, как Стив.

Я вроде как постоянно слоняюсь вокруг да около.

Вот этим занимаюсь.

Сам я думаю, это оттого, что у меня мало друзей или, строго говоря, нет друзей вообще.

Было время, я прямо рвался в теплую компанию. Хотелось, чтобы появилось несколько таких ребят, за которых я кровь готов проливать. Но этого так и не произошло. Когда я был поменьше, у меня водился приятель по имени Грег, отличный парень. Мы прям много чем вместе занимались. А потом как-то разошлись. Такое, думаю, происходит у людей постоянно. Ничего особенного. В определенном смысле я часть стаи Волфов, и этого довольно. Я ничуть не сомневаюсь, что пролил бы кровь за любого из своей семьи.

Где угодно.

Когда угодно.

Мой лучший друг – это Руб.

У Стива, наоборот, куча друзей, но ни за кого из них он не прольет кровь, потому что не верит, что они сделают это за него. В этом смысле он так же одинок, как и я.

Он одиночка.

И я одиночка.

Рядом с ним держатся какие-то люди, только и всего (люди – то есть друзья, конечно).

В общем, к чему я вам все это рассказываю: иногда, шатаясь вечером по улицам, я заглядываю к Стиву на квартиру, что он снял примерно в километре от дома. Обычно так бывает, когда я не в силах стоять под окнами той девчонки, когда это слишком больно.

Симпатичная квартира у нашего Стива, на втором этаже, и у него есть девушка, которая с ним живет. Правда, ее не часто застанешь дома: по работе ее все время отправляют в командировки и всякие поездки. Мне она всегда казалась довольно милой – наверное, потому, что терпела меня, когда я заявлялся в гости и заставал ее дома. Ее зовут Сэл, и у нее красивые ноги. От этого факта никуда не деться.

– Привет, Кэм…

– Привет, Стив.

Так мы говорим всякий раз, когда я прихожу, и Стив дома.

В этом ничем не отличался и вечер пивного льда. Я позвонил от дверей подъезда. Стив открыл. Мы сказали друг другу то же, что обычно.

Занятно, что со временем мы лучше научились разговаривать между собой. В первый раз мы просто сидели и пили черный кофе, без единого слова. Просто оба уронили взгляды в кофейные омуты и оставили голоса в немоте и беззвучности. Меня не покидала мысль, что Стив, может быть, имеет зуб на нас, остальных, потому что среди Волфов, по всему, он один успешный, во всяком случае – на сторонний взгляд. В смысле, у него вроде как была веская причина нас стыдиться. Я не знал, что думать.

В последнее время, поскольку Стив решил еще сезон отыграть за свою команду, мы даже ходили с ним на ближний стадиончик попинать мяч. (Или, по правде, Стив отрабатывал удары по воротам, а я откидывал ему дыню.) Мы приходили, он включал прожекторы, и, даже если было холодновато, и на земле блестел иней, а в легких топтался морозный воздух, мы подолгу оставались на поле. Когда все затягивалось допоздна, Стив даже подвозил меня домой.

Он никогда не спрашивал, как там наши. Ни разу. Он подходил конкретнее.

– Мама все гробит себя работой?

– Ага.

– У отца куча заказов?

– Ага.

– Сара все болтается, напивается, заявляется, воняя баром, куревом и коктейлями?

– Не, она от этого отошла. Все время на сверхурочной работе. Она путем.

– Руб все так же Мистер Движняк? Девчонка за девчонкой? Драка за дракой?

– Не, больше не найдется таких смельчаков, чтоб с ним драться. – Руб, несомненно, один из лучших бойцов в нашей части города. Он это доказал. Без счету раз. – Ну а насчет девиц ты прав, – подтвердил я.

– Еще бы. – Он кивнул, и тут-то наступил немного неуютный момент: дело доходило до вопроса обо мне.

Как Стив мог его задавать?

«Все так же без друзей, Кэмерон?»

«Все такой же беспросветно одинокий, Кэмерон?»

«Все так же слоняешься по улицам, Кэмерон?»

«Все такие же умелые руки под одеялом, Кэмерон?»

Нет.

Он неизменно уклоняется – как и в тот вечер, о котором я рассказываю.

Он спросил:

– А ты? – Вздох. – Справляешься?

– Ага. – Я кивнул. – А как же.

После этого повисло молчание, потом я спросил, с кем они играют на выходных.

Как я уже сказал, Стив решил еще сезон погонять мяч. Бывшие товарищи по команде умоляли его вернуться. Умоляли упорно, и в конце концов он уступил, и вот они пока не проиграли ни одного матча. Потому что Стив.

Тем вечером в понедельник мои слова все еще лежали у меня в кармане: я решил носить их с собой повсюду. Они оставались на том же мятом клочке бумаги, и я то и дело проверял, на месте ли он. Сидя у Стива, я на мгновение представил, как рассказываю ему про свои слова. Я увидел, услышал, почувствовал, как объясняю, что эти слова дают мне ощущение, будто я их стою, будто у меня все ладно. Но так ничего и не сказал вслух. Ни звука, хотя сидел и думал: «Вот что, кажется, бывает остро необходимо каждому. Все-ладно-сть. Все-путем-ность». Как стоять перед зеркалом и ничего не хотеть, ни в чем не нуждаться, потому что всё есть…

Так я себя и чувствовал с теми словами в руках.

Я кивнул.

Этим своим мыслям.

– Чего? – спросил Стив.

– Да не, ничего.

– Это точно.

Зазвонил телефон.

Стив:

– Алло.

Оттуда:

– Алло, это я.

– Кто «я»-то, блин?

Звонил Руб.

Стив это знал.

Я знал.

Хотя аппарат стоял на приличном расстоянии от меня, я понял, что это Руб: он громко разговаривает, особенно по телефону.

– Кэмерон там?

– Тут.

– На стадион собираетесь?

– Может. – На этом слове Стив посмотрел на меня, и я кивнул. – Пойдем, – ответил Стив в трубку.

– Я там буду через десять минут.

– Лады. Пока.

– Пока.

Втайне я, пожалуй, предпочел бы пойти со Стивом вдвоем. Руб всегда четкий, постоянно что-нибудь затевает, прикалывается, но, когда мы пинали со Стивом, мне нравился молчаливый накал, с которым все происходило. Мы могли не сказать вообще ни слова – и я, может быть, только лишь отпинывал мяч назад, крепко и без затей, и грязь и запах мяча шлепали мне в грудь – но я любил это чувство, мысль, что я причастен чему-то не сказанному и настоящему.

Нельзя сказать, что с Рубом не бывало похожих моментов. С ним у нас тоже хватало прекрасного. Просто, думаю, со Стивом такое приходилось по-настоящему заслуживать. Захочешь хоть крошку даром – будешь ждать вечно. Как я говорил раньше по другому поводу – потому что Стив.