Оковы призрачных вод - Бранвена Ллирска

Эйтлинн слабо улыбнулась. Он тоже изменился. Перестал бояться и стыдиться себя самого. Повзрослел. Перестал вести себя, как взбалмошный, обиженный ребенок. Интересно, сколько того, прежнего Киэнна осталось в нем?

Хрустальная птица-ладья безмятежно летела над гранью волн, словно прима-балерина в чарующем танце. Переливчатые вереницы форели бесконечно чертили живую сеть перед глазами, важный старик-лосось тянулся кольцом серебристых губ к заветным плодам орешника. Мохнатые склоны выгибали ленивые спины, подставляясь текучему меду солнечных лучей. Воздух сочился сладким изюмом, шальным дурманом земляники и вязким ароматом лип.

Направлять ладью, похоже, почти не приходилось, вода послушно несла ее в нужном направлении, и беспечный кормчий лишь иногда поглядывал вперед, огибая ажурные отмели и клыкастые пороги.

— Киэнн, — наконец решилась нарушить безмятежное молчание Эйтлинн. Он устремил на нее сияющий взгляд. — Скажи… Только честно! Как долго ты хранил мне верность?

Дэ Данаан хмыкнул и притворно наморщил лоб, «вспоминая»:

— Дай подумать… Наверное… Минут десять.

Эйтлинн закрыла лицо ладонями, рассмеявшись. К собственному изумлению, она не чувствовала себя оскорбленной или преданной.

— Ты превзошел самого себя, дорогой!

Киэнн лукаво щурился:

— Ну, чего не сделаешь ради любимой женщины!

— Ты сумасшедший, — покачала головой Эйтлинн. — Если, конечно, не врешь.

— Вру, разумеется, — кивнул он. Потом вдруг неловко замялся, дернул бровью. — Верней, не совсем… Понимаешь, Этт… Ладно, чего уж там! Через десять минут после того, как мы расстались, меня, по факту, изнасиловали. Не скажу, что это было так уж неприятно — по крайней мере, насиловала женщина. Но моего согласия точно никто не спрашивал. А потом… — Он мрачновато усмехнулся. — Потом у меня было примерно четыре месяца «голодной диеты». Конечно, не только потому что тебя все равно было не заменить — моего скудного объема мозгов все же хватало, чтобы осознавать риски. И не «светиться» лишний раз. Кроме того, Эрме нашел для меня сколько душе угодно альтернативных «развлечений». Он на это дело большой мастак.

Про загадочного пикси Эйтлинн тоже нестерпимо хотелось расспросить, но Киэнн еще больше помрачнел и сдержанно продолжил:

— В последние две недели перед Бельтанэ я спал с одной женщиной в Сенмаге. Много, часто, не без удовольствия. Мне была нужна подпитка. Я понимаю, что это бесчестно по отношению к вам обеим, но вот так. — Он устремил на нее внимательный, прямой взгляд: — Я буду за это наказан?

Эйтлинн тряхнула головой:

— О чем ты говоришь?

Киэнн пожал плечами:

— Ну, мало ли. Мое нынешнее положение вынуждает меня подчиняться не только ему, — он кивнул на Ллевелиса, — но и тебе.

— С чего вдруг?

Она все еще не понимала. Киэнн терпеливо пояснил:

— Для начала хотя бы и из чувства самосохранения: защитить меня от королевского гнева, если что, сможешь только ты одна. Над тобой у него власти нет. А кроме того… Полагаю, ты этого не знаешь, и, признаться, мне совершенно невыгодно просвещать тебя на этот счет, но я не хочу лишний раз злоупотреблять твоим доверием. Дело в том, что таковы правила. По негласному, но непреложному закону фейри, до тех пор, пока наш общий ребенок не повзрослеет — я тебе, можно сказать, принадлежу. Всецело. Почти как вещь. Надеюсь, ты обычно хорошо обращаешься со своими вещами? Ну, кроме тех случаев, когда швыряешь пепельницами в мужчин?

Эйтлинн растерянно фыркнула:

— А если нет?

— Значит, мне не повезло, — беспечно улыбнулся он.

— Киэнн, — Эйтлинн, чуть нахмурившись, настойчиво поймала его взгляд, цепко поймала, так, чтобы не вырваться. — Мне не нужна вещь. Мне нужен ты. Мужчина, которого я полюбила. По возможности таким, какой он есть.

Взгляд Дэ Данаана наполнился этаким сдерживаемым восхищением вперемешку с искрящейся веселостью и исключительно фейриевской коварной хитрецой:

— Ох ты рискуешь, хозяйка! Но твое желание будет исполнено.

Она вздохнула с облегчением. Да, он изменился. Но все же не настолько, чтобы она перестала его узнавать.

— Рассказывай, — мягко попросила она.

Киэнн насторожился:

— Рассказывать что?

— Что захочешь. — Эйтлинн едва было не добавила: «все, что вспомнишь», но вовремя сообразила, что тогда рассказ может затянуться на несколько недель, если не месяцев. — Все, чем можешь поделиться. Это не допрос. Мне просто интересно. Как ты жил здесь все это время? Что делал? Что с тобой происходило? Со мной-то, как можешь догадаться, почти ничего. Ну, не считая вот этого чуда. — Она кивнула на поглядывавшего на них двоих исподлобья Ллевелиса. Потом на нее накатил какой-то душный ком и Эйтлинн неуверенно (и, кажется, не совсем кстати) продолжила: — Ты… Ты сказал, что любишь меня. Твой двойник сказал. Это правда? Или ты сказал это только потому, что прощался?

Он нервно сжал пальцы на рукояти серебристого весла — такой же материализованной иллюзии. Эйтлинн своим, уже отчасти привычным фоморским чутьём слышала, как колотится кровь у него в висках.

— Думаю, это было враньем. — Киэнн поднял на нее раненый, едва не кровоточащий взгляд: — Я болен тобой. Одержим тобой. Я не знаю, как это по-настоящему называется. Знаю только, что я не хочу исцелиться. Потому что без этого недуга моя жизнь снова опустеет.

Эйтлинн на секунду зажмурилась. Мир дробился, как отражения в магическом кристалле.

А потом Киэнн начал рассказывать. И от того, что она слышала, ей было то больно и страшно — так, что хотелось покрепче закрыть глаза, зажать уши ладонями, забиться с головой под подушку, то волнительно и сладко, и в сердце стекала живая вода нежности. И еще все время так и тянуло покрепче обхватить его обеими руками, прижаться, не отпускать… Эйтлинн не сомневалась, что он о многом умалчивает. И почти наверняка что-то перевирает. Чувствовала, нюхом чуяла, что за этим стоит: он по-прежнему пуще смерти боялся ее жалости. Нельзя не признать: эта его черта восхищала ее. Но и пугала тоже. Пугало, что однажды его упрямая, бескомпромиссная гордость окончательно погубит его. «Никогда, ни у кого и ни при каких условиях не просить пощады». А если и сами предложат — все равно не брать. Короли Маг Мэлла не принимают подачек. Матерь богов и бездна Домну! Киэнн, как ты до сих пор выжил, с таким жизненным кредо?

К полудню Ллевелиса укачало, он расхныкался и лодку пришлось вытащить на берег. Солнце пламенной тиарой венчало беспредельный небосвод, бросая под ноги золотые дублоны желтых прибрежных ирисов. Волнисто разбегалось под ногами шелковое кружево изумрудного клевера с тысячами горящих поцелуев цветущего мака. Киэнн раскинул что-то вроде открытого шатра, соткав его, должно быть, из самого ветра, и бросил под ноги Эйтлинн пару мягких подушек, похожих на клочья морской пены.