Под знаменем Сокола - Оксана Токарева

и беспортошный, а лицом всегда был пригож, иначе стала бы о нем наша госпожа слезы лить!

— Бабье болтливое! — простуженным гусем зашипел на гридней Войнег. — Накличете лихо на наши головы! Будто непогоды нам мало!

Он в сердцах хватил батажой коня, выезжая вперед, дабы поглядеть, видна ли еще накатанная санная дорога. Гридни за его спиной притихли.

Хотя светлейший князь Ждамир и его бояре, признавая силу и превосходство руссов, ласково принимали в Корьдно Святослава и его кметей, не все в земле вятичей смирились с поражением и нападения на дозорных, обозников или гонцов были не так уж редки. Особого вреда они руссам, конечно, не причиняли, но докучали не хуже назойливых мух. Особенно отличался на этом поприще некий Соловей, прозванный так за особую манеру переговариваться со своими людьми с помощью различных птичьих пересвистов. Особо удавались лихому разбойнику трели да переливы соловьиные. И из тех, кто эти трели слышал, мало кто живым ушел.

Цельное лето и почитай всю осень злодействовал Соловей, видавших виды гридней и воевод поражая своей дерзостью. Подобно птицам крылатым, его люди возникали точно из воздуха и так же, будто по воздуху, уносились прочь. Все попытки изловить Соловья оканчивались провалом, а посланные на розыски сами попадались в расставленные им ловушки. Он же оставался неуловим, изобретая новые и новые способы, как нанести урон.

Сказывали, убежище его скрывается в самой лесной чащобе. Знающие люди, а чаще всего болтуны, вроде Сороки, говаривали, что жилище его стоит не на земле, а на древесных ветвях. Сидит Соловей на семи дубах, от посвисту его соловьиного листья вянут и травы сохнут, а всякий человек или зверь падает замертво.

Войнег в эти разговоры не очень-то верил: что только народ не наплетет, напридумывает. То, что руссы не преуспели с розысками, так то не диво, в лесном краю надо родиться, чтобы все тропы звериные знать, а то, что Соловей — уроженец здешних мест, никто не сомневался. Про Неждана гридни болтают. А что, может, Соловей — это и точно Неждан? У Незнамова сына на такие дела удали вполне бы хватило, да и дури в буйной головушке гуляло пока предостаточно. А коли так, то надо глядеть в оба да беречь княжну. И сохрани Велес от этого Соловья и прочих лихих людей.

Тем временем непогода разыгралась не на шутку. Снег падал уже не только сверху, но летел спереди, сбоку, сзади и даже, кажется, снизу, забиваясь во все пазы и щели, залепляя глаза, не давая дышать. Княжна и одна из ее служанок пересели в санки и едва не с головой укутались меховым пологом, соболенок залез к хозяйке под шубу и свернулся калачиком на груди, временами высовывая из-за ворота недовольную ушастую мордочку. Гридни жались к саням, запахивали плащи и держались за шапки. И только Анастасий ромей, словно безумец или кудесник, упиваясь восторгом новых ощущений, вдохновенно глотал ветер и снег, во весь голос распевая какой-то гимн, сложенный в честь сурового Борея. И лучше сопели или гудка ему вторила ревевшая и рыдавшая на разные голоса метель.

Сотник Войнег не без труда пробился к саням:

— Госпожа! — перекрывая голос ветра, хрипло прокричал он. — Дальше двигаться нельзя! Слишком опасно! В этом месте на реке бьют ключи, потому полыньи по ползимы не замерзают! В такую ненастную пору и под лед угодить недолго!

Всеслава, однако, покачала головой:

— В родной избе мимо печи не проскочишь! — улыбнулась она. — Нешто в первый раз, дядька Войнег! Чай, все полыньи вдоль крутого берега идут. Если что, лесом проскочить можно.

— Каким лесом?! — возмутился сотник. — Там кругом сплошная топь!

— А ежели назад поворачивать, то точно в лесу заночевать придется!

И княжна, подавая своим людям пример, велела вновь подать ей коня.

Уважая княжескую волю, дальше препираться сотник не посмел. Только выругался про себя покрепче на девичье своевольство. Окажись на месте Всеславы его собственное дитя, выпорол бы, не задумываясь, без лишних слов. Впрочем, все в Корьдно знали, что старый сотник и свою единственную дочь, красавицу Войнегу, ровесницу княжны, баловал сверх всякой меры, и прекрасную Всеволодовну любил, словно родную кровь, если не паче нее.

Метель ревела и выла, замешивая вкрутую мороз и снег, нещадно хлестала по верхушкам деревьев, вилась понизу поземкой. Кому-то в ее отчаянном голошении слышались причитания Лады-Весны, оплакивающей заточенного в ледяные подвалы Даждьбога-солнышко, кому-то мерещился безудержный хохот бесов, водящих свои адские коло вокруг входа в иной мир.

Гридни поминали Велеса, прося у скотьего бога защиты, а Войнег, ругая про себя девчоночье упрямство и свою уступчивость, через каждые двадцать шагов сменял передовых, сам постоянно слезая с коня и проверяя путь. Занятый своим делом, заунывную песнь метели он не разбирал, потому, когда неуемный ромей подъехал к нему и сказал, что де слышит, будто кто-то на помощь зовет, Войнег только сердито отмахнулся: прислышалось.

— Это тебя Морана кличет, в полынью заманивает! — пояснил он, предостерегая чужеземца (какой-никакой, а все-таки гость). — Скажи спасибо, что она тебя человечьим голосом морочит, на иных, бывает, собакой лает или вовсе медведем ревет!

Анастасий только отмахнулся. Уповавший на своего всемогущего Бога, в козни Мораны он не очень верил. Сорвав с головы шапку, чтобы лучше слышать, он пустил коня рысцой, обгоняя отряд. Войнег в досаде последовал за ним.

«Чтоб ты провалился, дубина заморская!» — в сердцах подумал сотник и тут же взял свои слова назад, ибо Анастасий, несмотря на все его странности, относился к тем людям, которым Войнег просто не мог желать зла. Ну, скажите, какой еще лекарь мог среди ночи, в самую что ни на есть лютую непогоду, бежать на другой конец города ради больного или увечного, сирого или убогого, не надеясь получить за лечение даже мизерной платы? Какой еще полез бы в горло к маленькому Веллу, запоздалому первенцу боярина Урхо, оттягивать тлетворные, удушающие пелены, зная, что хворь в любой момент может перескочить на него? Тогда ведь даже старая потвора Тару побоялась подойти.

Сзади послышался дробный стук копыт гнедого иноходца. Вырвавшихся вперед всадников нагоняла княжна. Гридни, кто как мог, поспевали за ней.

— Что случилось? — с тревогой глянула на сотника Всеслава.

— Да ромею твоему, госпожа, голоса тут все мерещатся! — в сердцах начал Войнег.

Однако в этот момент его слух, хотя и слегка ослабевший с годами, но все же привыкший различать в шуме битвы сигнал тревоги или призыв наступать, уловил сквозь вой ветра человеческий крик. Кричал ребенок, и кричал совсем неподалеку.

Перешедшие в галоп кони шибко разлетелись