Лес повешенных лисиц - Арто Паасилинна

Один крупный чиновник, некий мистер Ябала, родом из Саволакса, ранее носивший фамилию Яппиля, рассказывал Ойве о своем житье-бытье. У него была огромная яхта, красивый дом в хорошем районе и две машины. Был бассейн, и баба в нем плавала, вообще-то совсем недурная собой баба. Казалось бы, чего еще было желать этому благополучному республиканцу? Ан нет...

– Я уже пять лет не пробовал ряпушки, веришь ли, Ойва? Иногда так чертовски хочется фрикаделек, что аж в животе жжет. Ты же знаешь эти местные гамбургеры.

Ябала жаловался также на то, что уже много лет не видел самого обычного трамвая.

– Эх, проехаться бы на "трешке" от Каллио до Торговой площади, купить там десяти килограммового лосося и засолить его. Здесь продают только эту океаническую рыбу с белым мясом, и всегда надо за ней ехать на своей машине.

А больше всего мне здесь не хватает баньки по-черному. Ты только подумай! Из парилки прямо в озеро, а потом прохлаждаться на лавке возле бани. Здесь даже болонской колбасы не купить! Да что там – гамбургера путного и то у них днем с огнем не сыщешь. Если бы я смог выбраться в Суоми хотя бы на одну ночь, то сходил бы в сауну, съел бы, черт побери, за один присест килограмм холодной болонской колбасы и выпил бы ушат домашнего пива.

– У тебя же есть сауна, – заметил Ойва Юнтунен.

– Да кто же в такую жару будет париться? Сначала неделями эта жара, затем с моря припрет жуткое торнадо. Все лодки искрошит, крыши улетают за милю отсюда, и эти чертовы пальмы валятся прямо в бассейн. Если шторм не разнесет дом, то гангстеры выдавят окна внутрь и все подчистую унесут. Если же ночью находишься в одном конце дома, то другой в это время уже чистят. А утром представитель страховой компании обдерет то, что осталось. Я вот сплю в подвале, потому как там не так страшно. Горничная у нас спит в спальне, но она ж негритянка. Ты только подумай: мне приходится отдавать свою постель негритянке! Однако самая чертовщина здесь в том, что после осени зима не приходит, как это заведено повсюду. Захочешь на лыжах покататься – изволь отправляться в Канаду.

– Но зато здесь есть красивые женщины, – возразил Ойва.

– Есть – с губами, обсыпанными герпесом.

Ойва Юнтунен спросил, почему же тогда Яппиля не уедет отсюда, раз его так тянет в Суоми...

– Два банкротства и прочие такие дела, вот так вот. Хорошо еще, что здесь до меня не добрались, а то парился бы в ихней тюряге.... Да оно тут и ничего бы, но всегда, когда кто-нибудь приезжает из Финляндии, мысли разные в голову лезут. Кстати, ты ведь мог бы раздобыть мне немного денег. Оставайся там, в Старом Свете. Раз уж ты такой порядочный человек, то давай-ка в курьеры. Будешь летать и отдыхать, у тебя наверняка получится.

Ойва Юнтунен думал о своих золотых слитках. Похоже, что не так-то просто и их провезти через океан. Он не мог помочь Ябале, но обещал привезти консервов из ряпушки, если как-нибудь окажется здесь снова.

– Да, все так говорят. Один вот тоже обещал настоящего ржаного хлеба привезти. А привез, черт его подери, баранок. А на что они мне?

Ойва Юнтунен отметил, что во Флориде он вовсе не был надежно укрыт от посягательств коммерц-техника Сииры. Узнай этот громила об исчезновении подельника, сразу прилетел бы сюда. Здесь жулью как медом намазано. А Сиира чем хуже?

В одно прекрасное утро коммерц-техник Сиира вполне может появиться на террасе с револьвером в руке. Вот уж побеседовали бы! Эта свинья убьет и не заметит, с нее станется...

Ойва Юнтунен вылетел в Нью-Йорк. Он думал остаться там насовсем. В большом городе Сиира его в жизни не отыщет.

Однако раньше, чем он устроился в гостиницу, его ограбили. Средь бела дня, посреди улицы, в толпе. Гангстеры забрали деньги, хорошо еще, что не пристрелили. Уходя, один из них сорвал с шеи Ойвы шелковый галстук. Паспорт и большую часть одежды оставили.

Попасть в такой переплет в многомиллионном городе – удовольствие ниже среднего. Ойва Юнтунен отправился в консульство Швеции, где к нему отнеслись с холодком.

– Опять финн, – говорили шведы и с сожалением качали головами. Тогда Ойва Юнтунен обратился за помощью в финское консульство. Ему выдали билет на дорогу, однако не до Стокгольма, а до Хельсинки, поскольку он являлся гражданином Финляндии.

– Хорошо, что вы не просите командировочных до Москвы, – сказал ему клерк. – В Хельсинки пойдете в отдел социальной помощи и попросите у них денег на дорогу до Стокгольма. Мы оформляем здесь только дальние маршруты.

Это надо же, отправить в "социалку" человека, у которого в Саволаксе в куче навоза лежит тридцать шесть килограммов чистейшего золота! Смех, да и только. Однако когда это власти в своих действиях руководствовались разумом?

В самолете Ойва Юнтунен пришел к тому выводу, что второй раз в Америку он не отправился бы. Должно же в мире быть более надежное место, где бы мог скрыться обычный жулик.

Из Хельсинки Ойва позвонил в Стокгольм "авторитету" Стиккану, и тот переслал ему денег. Получив срочный перевод, Ойва взял напрокат роскошный автомобиль и немедленно отправился в Вехмерсалми, в свой заброшенный дом. Здесь его ждала ржавая лопата и самая дорогая в мире куча навоза.

И вот вернувшийся блудный сын шагал по такой знакомой тропинке к своему родному дому, оглядывая зеленеющие под ласковым июньским солнышком нивы. Он подумал о том, как все же удивительно красив родной край. Как мило возле дома шумела на ветру вековая рябина! Крыша коровника трогательно прогнулась, крышка колодца покрылась мягким мхом, крыльцо жалкой лачуги сгнило, а ее дверь, изогнувшись, висела, полуоткрытая, на петлях, как бы приглашая путника зайти.

Однако Ойва Юнтунен не стал заходить в дом, а посмотрел за коровник, в направлении заросшей крапивой и лесным купырем навозной кучи. До чего же красиво возвышалась она над посеревшим загоном для скота! Что-то в этом было – жизненная сила, что ли. А главное – там было золото!!! Там был клад Ойвы Юнтунена, хитроумный сейф. Однако сразу же, как только коммерц-техник и убийца-рецидивист Сиира получил бы от легкомысленного короля Швеции прощение и свободу, он направился бы на разведку именно в Вехмерсалми. Тут не было ни тени сомнения, и именно поэтому золото следовало перенести в безопасное место.

Ойва Юнтунен зашел внутрь серого сарая, где его нежно поприветствовала ржавая сенокосилка. На ней его отец, ныне покойный, не одно лето косил тимофеевку, запрягая в косилку старую кобылу по кличке Руско... В углу стояло точило, на удивление хорошо сохранившееся. Ойва провернул его несколько раз за ручку. "На нем еще вполне можно наточить нож для разделки мяса", – прочувствованно подумал он.

С лопатой в руке вернулся Ойва из сарая и зашагал к навозной куче. Крапива обжигала щиколотки сквозь тонкие креповые носки, однако это его не волновало. Он стоял теперь на золотом навозе.

От угла коровника должно быть три с половиной метра, второй координатой было расстояние в два метра от отверстия, через которое навоз выбрасывали на улицу. Ойва Юнтунен вонзил лопату в центр золотого сечения. Это было похоже на набор первой цифры в кодированном замке сейфа.