100 магнитоальбомов советского рока - Александр Исаакович Кушнир

и гастроли» (или «На Москву!!!»), а затем искренне поражались, в какое небытие канули их шедевры, «растиражированные» в количестве одного-двух экземпляров. С другой стороны, в рамках «избранного безумия» подобный подход к творчеству смотрелся довольно органично.

Глава II. Полное стерео

Вплоть до начала восьмидесятых годов многие музыканты продолжали записываться на первобытной аппаратуре. «Гитары включались в микрофонный вход магнитофона, используя перегрузку звука как фузз, — вспоминает звукорежиссер Леша Вишня о записи своего «Последнего альбома» (1983). — Вместо барабанной бочки употреблялась коробка, по которой били клизмой, натянутой на отвертку. Вместо хай-хэта голосом делали «ц-ч». Рабочего барабана вообще не было. Очень клевое было время...»

Показательна история с «Аквариумом»: ряд «семейных альбомов» 1970-х годов, зафиксированных на домашней аппаратуре («Притчи графа Диффузора», «Искушение Св. Аквариума», «С той стороны зеркального стекла»), не переизданы до сих пор ввиду низкого качества звучания. «Записи, сделанные в тот период, по праву принадлежат не музыковедению, но этнографии, ибо являются документом существования иной формы жизни, — не без иронии замечает Гребенщиков в «Кратком отчете о 16 годах звукозаписи». — Другими словами, их можно изучать, но нельзя слушать».

Чуть ли не единственным рок-музыкантом, которому удавалось регулярно работать в настоящей студии, оказался ленинградец Юрий Морозов. Будучи штатным звукорежиссером «Мелодии», он во внеурочное время «строгал» на государственной многоканальной аппаратуре альбом за альбомом. Морозов был одним из немногих, кто принципиально отверг концертную деятельность и целиком сконцентрировался на студийной работе. Несмотря на отвлеченность и философско-религиозную направленность, альбомы Морозова имели активное хождение и оказали определенное влияние на творчество раннего «Крематория», Вишни и «Трубного зова».

...Практически всем рок-группам того времени не хватало не только аппаратуры, но и элементарных технических познаний. «В семидесятые годы звук, как правило, был достаточно плохим и каких-то отчетливых критериев саунда не существовало, — вспоминает басист «Машины времени» Евгений Маргулис. — Максимум, что мы знали о звуке, — в каком месте должен быть эффект, а в каком — нет».

Действительно, никакой культуры рок-звука в стране не было и в помине. Ситуацию усугубляла негласная система запретов на резкий и жесткий звук, которая была повсеместно распространена в отношении «официальных рок-групп». Характерный пример — подражавшие Shadows «Поющие гитары», у которых принципиально не применялось никаких звукообработок. Во время концертов тембры на пульте убирались до предела, в результате чего верхи и низы казались обрезанными, а середину пространства заполнял характерный стерильный вокал. Соответственно никакой энергии и динамики в подобной рафинированной музыке не было.

Аналогичный выхолощенный звук имели пластинки эстрадных и околороковых исполнителей, записанные на фирме «Мелодия». Шаг вправо, шаг влево расценивались как побег. Резко звучащий гитарный аккорд или зафуззованный проигрыш воспринимались тогда чуть ли не как «голос великой свободы». (Едва ли не единственным исключением стал рычащий гитарный запил во вступлении к вышеупомянутой «Королеве красоты».) Поэтому неудивительно, что первые подпольные альбомы рок-групп начали распространяться по музыкально изголодавшейся стране с невиданной скоростью. Сначала это были отмеченные ужасным качеством концертные записи, которые тем не менее составили своеобразную эстетическо-идеологическую альтернативу молодежной эстраде.

Наконец-то получив в свое распоряжение джентльменский набор «стереомагнитофон — бобины — микрофоны», первые народные звукодрессировщики пытались увековечить на пленке отечественный рок. Писали, как правило, «с воздуха», направив микрофоны в сторону сцены. Точно так же люди старшего поколения фиксировали на магнитофоны акустические концерты Высоцкого, Окуджавы, Галича.

Довольно скоро наиболее пронырливые из умельцев освоились и начали подключаться в операторский пульт. «Присосаться» с магнитофоном к пульту было делом далеко не простым. Во-первых, не все пульты имели линейный выход, с которого можно было подснять полноценный сигнал. Во-вторых, звукооператоры имели привычку взимать за подобные услуги немалый оброк. И все же игра стоила свеч — запись с пульта значительно превосходила по качеству запись «с воздуха».

Так в России появились первые бутлеги. Самыми популярными из них стали двойной альбом «Машины времени» «Маленький принц», живые записи «Мифов» и «Високосного лета», «Blues de Moscou» «Зоопарка», выступление «Динамика» в Кирове, «Воскресения» в ДК МехТех, фрагменты ленинградских рок-фестивалей, а также многочисленные концертники «Аквариума» («Арокс и Штер», «Рыбный день», «Электрошок»). Забегая вперед, отметим, что, несмотря на явный потенциал бутлегов (впоследствии некоторые из них стали номерными альбомами), особого развития практика концертных записей в СССР так и не получила.

...Расцвет магнитофонной культуры реально пришелся на восьмидесятые — в промежутке между «моносемидесятыми» и компьютеризированными девяностыми. За пару лет до московской Олимпиады в массовой продаже появилась современная звукозаписывающая техника. На смену устрашающим агрегатам типа «Дніпро», «Романтик» и «Чайка» пришли модифицированные катушечные стереомагнитофоны с 19-й скоростью записи/воспроизведения: «Ростов», «Юпитер», «Маяк», «Нота». Вместо шершавой и рвущейся на части пленки, изготовленной из отходов ди- и триацетата, меломаны получили в трясущиеся от волнения руки катушки с лентой 10-го типа. Порой среди этих пленок встречались экземпляры вполне приличного качества. Мало кто знает, что оригиналы «Синего альбома», «Треугольника» и «Табу» были записаны на обыкновенной пленке Шосткинского производственного объединения «Свема», продававшейся «в магазине за углом».

Новые технологии, в том числе венгерский стационарный магнитофон STM и советский стереоагрегат «МЭЗ-62», перевели подпольный рок в новое качество. Возможность осуществлять полноценную стереозапись моментально создала уникальный мир — со своими координаторами, «писателями», продюсерами и звукорежиссерами.

В Москве все сдвинулось с мертвой точки в 1977 году — благодаря напористости и деловой хватке Александра Кутикова («Високосное лето»), который устроился работать в так называемую «учебную речевую студию» ГИТИСа на должность «уборщицы». К этому времени за спиной у одного из популярнейших московских бас-гитаристов уже был определенный опыт звукорежиссерской работы: в цехе трансляций нестудийных записей, на репортажных машинах, в концертных тон-вагонах. «Мне приходилось записывать все подряд — от выступлений Карела Готта до “Поющих гитар”», — с улыбкой вспоминает боевое прошлое будущий саунд-продюсер телепередач «Старые песни о главном».

В 1970-е годы Кутиков скрупулезно изучал не только западные журналы типа Mix, но и знаменитую книгу звукорежиссера «Би Би Си» Алека Нисбетта «Оборудование студии звукозаписи». «В этих пособиях в основном рассматривались физические и акустические процессы, а о психологии творчества не было написано ни слова, — вспоминает Александр. — То, что творилось, к примеру, в студии Beatles, нам становилось известно из косвенных источников — интервью, воспоминаний и даже рецензий».

...Студия театрального института дала Кутикову уникальную возможность реализовать полученные знания и навыки. В его распоряжении были ночные часы и звукоизолированное помещение — с магнитофонами «МЭЗ» и STM, чешским пультом Tesla и режиссерской кабиной. По-видимому, предполагалось, что в речевой студии студенты будут трудиться над усовершенствованием дикции или «работать с