Полковнику никто не пишет - Габриэль Гарсиа Маркес

— Если бы уже прошёл год со дня смерти Агустина, я бы запела, — сказала она, помешивая варившиеся в кастрюле нарезанные кусочками плоды этой тропической земли.

— Если тебе хочется петь — пой, — сказал полковник. — Это полезно для желчного пузыря.

Врач пришёл после обеда. Полковник с женой пили кофе на кухне, когда он рывком отворил входную дверь и крикнул:

— Ну как наши больные, ещё не умерли?

Полковник поднялся ему навстречу.

— Увы, доктор, — сказал он. — Я всегда говорил, что ваши часы спешат.

Женщина пошла в комнату приготовиться к осмотру, врач и полковник остались в зале. Несмотря на жару, полотняный костюм врача был безукоризненно свеж. Когда женщина дала знать, что готова, врач встал и протянул полковнику конверт с какими-то листками.

— Здесь то, о чём не пишут вчерашние газеты.

Полковник сразу догадался, что это была нелегальная сводка последних событий, напечатанная на мимеографе. Сообщения о вооружённом сопротивлении во внутренних районах страны. Полковник был потрясён. Десять лет чтения запрещённой литературы так и не научили его тому, что последние новости всегда бывают самыми обнадеживающими. Когда врач вернулся в зал, он уже кончил читать.

— Моя пациентка здоровее меня, — сказал врач. — С такой астмой я бы прожил ещё сто лет.

Полковник мрачно взглянул на него. Не говоря ни слова, протянул конверт. Но врач не взял.

— Передайте другим, — сказал он тихо.

Полковник положил конверт в карман.

— В один прекрасный день я умру, доктор, и прихвачу вас с собой в ад, — сказала больная, выходя к ним.

В ответ врач лишь молча блеснул своими ослепительными зубами. Потом размашисто пододвинул стул к столу и извлёк из чемоданчика несколько рекламных образцов новых лекарств. Женщина, не останавливаясь, прошла на кухню.

— Подождите, я подогрею кофе.

— Нет, спасибо, — сказал врач, не поднимая головы: он выписывал рецепт. — Я не предоставлю вам ни малейшей возможности отравить меня.

Женщина на кухне засмеялась. Окончив писать, врач прочитал рецепт вслух, так как знал, что никто не может разобрать его почерк. Полковник изо всех сил старался сосредоточиться. Женщина, войдя в комнату, отметила для себя, что минувшая ночь не прошла бесследно для мужа.

— Сегодня под утро его лихорадило, доктор, — пожаловалась она. — Почти два часа бредил о гражданской войне.

Полковник вздрогнул.

— Это не лихорадка, — упрямо сказал он, пытаясь взять себя в руки. — А кроме того, когда я почувствую, что мне и в самом деле плохо, я не стану ни на кого рассчитывать. Я сам выброшу себя на помойку.

И он пошёл в комнату за газетами.

— Спасибо за цветы, — сказал врач.

До площади они дошли вместе. Воздух был сухим. Асфальт начинал плавиться от жары. Когда врач прощался, полковник тихо, сквозь сжатые зубы спросил:

— Сколько мы вам должны, доктор?

— Сейчас нисколько, — сказал врач и похлопал его по плечу. — Вот когда петух победит, пришлю вам огромный счёт.

Полковник направился к портняжной мастерской — передать листовки друзьям Агустина. Для него эта мастерская была единственным убежищем. С тех пор как товарищи по партии были убиты или высланы из города, он превратился в одинокого человека, у которого нет иных занятий, кроме как встречать по пятницам почту.

Дневное пекло ещё больше воодушевило его жену. Сидя среди бегоний в коридоре, у сундука со старой одеждой, она в который уже раз творила вечное чудо, создавая новые вещи из ничего. Воротнички из рукавов, манжеты из спинки и превосходные квадратные заплатки из разноцветных лоскутов. В воздухе висело монотонное стрекотание стрекозы. Солнце медленно сползало к горизонту, но женщина не видела, как оно умирает среди бегоний. Она подняла голову только вечером, когда полковник вернулся домой. Она сдавила пальцами шею, потом опустила руки и сказала:

— Мозги у меня стали совсем деревянные.

— Они у тебя всегда были такие, — сказал полковник. И, увидев, что она вся завалена разноцветными лоскутами, добавил: — Ты похожа на дятла.

— Чтобы тебя одеть, и нужно терпение дятла, — сказала она и развернула рубашку, сшитую из трех кусков разного цвета. Только манжеты и воротничок были одинаковыми. — Если пойдёшь на карнавал, достаточно будет снять пиджак.

Её перебил звон колоколов к вечерне.

— И возвестил ангел Божий Деве Марии, — забормотала женщина, направляясь с одеждой в спальню.

Полковник поговорил с детьми, которые по дороге из школы зашли посмотреть петуха. Потом вспомнил, что на завтра нет маиса, и пошёл в спальню попросить денег у жены.

— По-моему, осталось только пятьдесят сентаво, — сказала она.

Она завязывала деньги в уголок платка и держала их под матрасом. Эти деньги были выручены за швейную машинку Агустина. Они жили на них вот уже девять месяцев, тратя, сентаво за сентаво, на себя и на петуха. Сейчас там оставалось только две монеты по двадцать сентаво и одна в десять.

— Купишь фунт маиса, — сказала женщина. — А на оставшиеся купишь кофе на завтра. И четыре унции сыра.

— И позолоченного слона, чтобы повесить на дверях, — подхватил полковник. — Один маис стоит сорок два сентаво.

Они задумались.

— Петух — животное, значит, может потерпеть, — начала женщина. Но выражение лица полковника заставило её умолкнуть.

Полковник сел на кровать, упёрся локтями в колени и позванивал монетами в кулаке.

— Дело не во мне, — сказал он после паузы. — Если бы зависело от меня, я бы сегодня же сварил из него похлебку. И получил бы великолепное расстройство желудка… На целых пятьдесят песо! — Он на миг умолк, раздавил комара на шее. Взгляд его перемещался по комнате, следуя за женой. — Эти бедные ребята — вот что меня беспокоит. Ведь они откладывают деньги, чтобы поставить на нашего петуха.

Теперь вновь пришла её очередь задуматься. Она ходила по комнате, разбрызгивая средство против мошкары. Полковнику вдруг представилось, будто она созывает на совет домашних духов. Наконец женщина поставила распылитель на маленький алтарь с литографиями, и её глаза цвета сиропа взглянули прямо в его глаза цвета сиропа.

— Покупай маис, — сказала она. — Одному Богу известно, как мы обернёмся.

«Это чудо с преломлением хлебов», — повторял полковник в течение всей следующей недели каждый раз, как садился за стол. Его жена с её удивительной способностью создавать новые вещи из ничего, казалось, нашла способ и готовить из ничего. Октябрь продлил передышку. Сырость сменилась дремотным оцепенением. Воодушевлённая медным сиянием солнца, женщина посвятила три вечера своим волосам.

— Ну вот, начинается торжественная служба, — сказал полковник в тот день, когда она стала расчёсывать свои длинные голубоватые пряди гребнем с редкими зубьями.