Несбыточное желание - Волчонок Ганни

вскочила, угрожающе распахнув крылья и опустив голову, да так и замерла на скомканном покрывале кровати. Ее большие и выразительные глаза расширились до совсем уж невообразимого размера, стоило ей заметить гигантсткую двуногую волчицу в латной броне и с мечом в правой руке. Та возвышалась настолько, что почти касалась потолка стоячими ушами, а с ее морды спокойно и даже холодно смотрели непривычно маленькие синие глаза. Латные доспехи темного, синевато-черного цвета были украшены серебристыми звездами и изображением чуть желтоватого полумесяца. Взгляд пони метнулся к рукам в латных, пальцы которых оканчивались поблескивающими заточенной кромкой когтями, вновь скользнули по мечу, сияющему, будто самая яркая звезда. Аликорн испуганно сжалась, всем своим естеством чувствуя, ей ни за что не справиться с неизвестной.

— Я не враг тебе, смертная душа, — голос Селены, хрипловатый, глубокий, будто самая темная ночь, странно успокоил аликорна, и та расслабилась, перестала в панике искать выход из ситуации. Ложиться обратно и вновь предаваться обиде она, впрочем, не спешила, не желая раздражать ночную гостью неуважением. — Поведай мне, отчего же желаешь ты гибели родной крови?

— Что?..Я… Я не хочу того! — аликорн вскинулась, но под чуть ироничным взглядом стушевалась.

— Я живу в твоей душе, смертная. Я вижу и чувствую все твои колебания, сомнения и обиды так ярко, что мне пришлось покинуть пристанище и выбраться в реальный мир. Расскажи мне, маленькая пони, что тебя гложет?

— Я не маленькая! — нахмурилась аликорн, осеклась, поняв, что речь шла отнюдь не о возрасте. Говоря «маленькая», гостья буквально имела в виду то, что пони по сравнению с ней миниатюрная. Ее разум зацепился за слова о душе, но пока она решила оставить этот вопрос. — Ну…

На голову крылато-рогатой пони опустилась рука в латной перчатке, погрузившись когтями в мягкую, плотную шерстку. Но аликорн ощутила не холод металла, нет, это было подобно касанию мягкой перины, уютной и приятно прохладной, под которой так хорошо забраться в конце трудного дня и погрузиться в мир грез. Неосознанно уктунвшись макушкой в ладонь, она прикрыла глаза, позволяя эмоциям мягко притихнуть, отпустить ее разум.

— Расскажи, маленькая принцесса, что тебя тревожит?

И она рассказала. Все, от начала до конца.

Ее сестра, Селестия, дневная правительница Эквестрии, пользовалась популярностью среди народов пони. Всегда с мягкой, светлой улыбкой на губах, она была добра вежлива, терпелива, всегда готовая выслушать и дать совет. Страна под ее управлением процветала, полная мира и гармонии. Ее слава была подобна солнцу, которым та управляла, и касалась каждого, ведь жители их страны — существа дневные. И не было ничего удивительного в том, что ночь, над звездным небом которой так трудилась Луна, почти никого не интересовала — пони тратили все свои силы днем, а ночью просто спали, не видя красот, что создавала ночная принцесса.

Поведала она о том, что почти не влияла на Эквестрию, лишеная и капли власти над ней. Ей не давали даже просто возможности действовать, мягко задвигая в сторону, всячески намекая на бесполезность, бестолковость, что она еще слишком мала для управления целой страной. А стоило ей все же попытаться начать действовать, как десятки подданных Селестии всячески мешали ей, не давали принимать решения, тормозили все начинания и идеи… Многие из которых потом реализовывались ее сестрой, которая и получала всю славу.

Рассказала, как она пожаловалась на свою безвестность, на что получила гневную отповедь о детских обидах, не имеющих ничего общего с реальностью. Ее обвинили в клевете на порядочных пони, что трудились во благо Их страны, поставили в упрек, что Селестия сутками напролет трудится ради процветания Эквестрии, а в ответ получает какие-то ничем необоснованные обвинения!

Селена слушала маленькую Луну и качала головой. Она не винила принцессу в слепоте или непонимании, прекрасно осознавая, что лишь со стороны можно увидеть картину целиком. В том были все смертные, невероятно прозорливые и мудрые, когда дело касалось других, но столь слепые в моментах личных, смотрящие на все через призму эмоций.

Прикосновение обратилось мягкими поглаживаниями, оканчивающиеся металлическими когтями пальцы неожиданно нежно почесывали кожу вокруг рога, между ушей, посылая многочисленные приятные мурашки вдоль спины и по всему телу. Принцесса Луна закрыла глаза, успокаиваясь, погружаясь в свои ощущения, столь новые и непривычные, необычные, яркие.

— Твоя обида понятна мне, маленькая Луна. Понятны мне и мотивы, действия твоей сестры Селестии. Я скажу тебе, как могут обстоять дела на самом деле, и лишь от тебя будет зависеть, воспользуешься ли ты этим знанием, или сдашься на милость эмоциям и будешь жалеть об этом многие годы.

— Расскажи…

— Ты права в том, что Селестия видит в тебе малого жеребенка. Это беда всех смертных, что взрастили своих младших родичей. Они не видят в вас повзрослевших не из злого умысла, но из жажды уберечь вас от всего злого и грязного, что таит в себе мир.

— Но я уже взрослая!

— И восклицаниями такими ты лишь убедишь ее в своей незрелости, даже если то и неправда. Не кричи — делай. Не обижайся — думай. Помни, лишь поступки, лишь дела отличают взрослого от малыша. Там, где дите будет топать ногами, плакать и требовать, старший вздохнет и начнет действовать, по душе ли ему то или нет.

— Я… Не знаю… — сомнения опустили голову Луны. — Но почему она накричала на меня?

— Подумай, принцесса. Подумай и дай мне ответ.

Долгие минуты тишины заполнили покои младшей из диархов Эквестрии. Войди кто в эту комнату, он бы сильно удивился невероятной картине: на кровати сидела огромная, закованная в глубоко синюю, почти черную броню двуногая волчица, а на ее коленях подобно большой кошке лежала принцесса Луна. Оканчивающиеся когтями пальцы в латной перчатке мягко скользили по ее шерстке, оставляя быстро исчезающие бороздки, отчего аликорн неосознанно подергивала крыльями от удовольствия.

— Она устала… — в шоке и неверии прошептала принцесса, широко раскрыв глаза. — Нет, не устала, вымоталась. Каждый день держать лицо… Каждый день быть правительницей… А я… Я, вместо поддержки, пришла к ней с обвинениями…

Морду Селены прочертила мягкая улыбка, небольшое воздействие на разум позволило добиться желаемого. Вместо долгих и упорных разговоров с целью преодолеть пелену гнева и обиды, богиня предпочла более быстрый, прямой и действенный путь. Она не желала медленно открывать глаза смертной, тратя месяцы, а то и годы. Она знала, ныне не тот момент, когда нужно выдавать истину по капле, заставляя смертную учиться, отношения меж сестрами требовалось восстановить здесь и сейчас, иначе навеки между ними поселится искра раздора, готовая разгореться в пламя войны.

Казалось, что ей,