Ночь с роскошной изменницей - Галина Владимировна Романова

– Буду делать карьеру! – заявила она оторопевшей Татьяне, глядя на нее сухими горящими глазами. – К черту любовь, к черту семью, всех мужиков к черту! Твоя мать прекрасно обходилась без всего этого всю свою жизнь. И смотри, какая она!!!

– Какая? – вяло поинтересовалась тогда подруга, не разделяя Сониных восторгов.

– Самодостаточная, вот!!! Ее ничто не способно сломить, у нее все есть! Она обо всем позаботилась! Мне, если честно, очень хочется быть такой, как она. Она ведь… Она ведь, Танюша, если подумать, очень хорошо защищена от боли всем тем, что создала! Защищена…

Это была их последняя с подругой встреча. Самая последняя. Больше она не видела Таню… живой. Оказалось, что сегодня увидела мертвой, но не рассмотрела, не узнала.

– Вы мне не верите?! – ужаснулась Соня, глядя в макушку Олега Сергеевича. – Вы мне не верите? Почему?!

– Давайте поговорим об этом в отделении, хорошо? – промямлил он как-то неуверенно и полез из машины. – Вы подождите меня. Никуда не отлучайтесь.

– А… а как же Муська?! Мне ее можно будет забрать? – переполошилась сразу Соня, вспомнив про забытую всеми собаку, чей отчаянный лай носился сейчас по поляне перед озером. – Что с ней будет?

– О ней позаботятся, не беспокойтесь. Здесь есть соседи Анны Васильевны, они за собачкой присмотрят. А вы посидите пока в машине, Софья Андреевна. И не поднимайте шума, я вас очень прошу.

И Олег Сергеевич, выбравшись из машины, громко захлопнул за собой дверь. Словно приговором пригвоздив ее стуком этой захлопнувшейся двери. Словно уже обвинил.

Так! Стоп! Ее что же – арестовывают?! О, господи, нет! Это неправильно! Это же несправедливо! Она же не виновата ни в чем! Она ведь только… Только собаку вышла поутру выгулять. И совершенно случайно наткнулась на труп молодой девушки, с чего-то вдруг оказавшийся трупом ее пропавшей без вести подруги.

Соня выглянула в окно милицейского автомобиля, который ей категорически запретили покидать.

Народу собралась тьма-тьмущая. За понурыми головами пожилых пенсионеров, тех, что не расставались с бидоном и плетеной корзинкой, уже маячила голова Виктора Гавриловича – соседа Анны Васильевны по огороду. И голова эта то и дело сокрушенно покачивалась из стороны в сторону. Внуки его прибежали – два сорванца-близнеца, обладающие уникальной способностью разносить новости по дачному поселку со скоростью, опережающей средства массовой информации. Молодая вдова какого-то бизнесмена, застреленного прямо у нее на глазах полгода назад, почти вприпрыжку подбежала к толпе и тут же ухватилась за сердце, очевидно, услыхав новость из первых уст. И народ все подходил и подходил. Охали, ахали, всплескивали руками, косились в сторону накрытого простыней тела, и еще в сторону милицейского «уазика» косились тоже.

Вот ведь! Теперь ни за что ни про что запишут в преступницы! Пока еще разберутся. Пока еще выяснят, кто убил, за что убил.

А так хорошо утро начиналось.

Муська… Бедная осиротевшая Муська, неизвестной породы неизвестных родителей, подобранная Анной Васильевной на улице перед собственным подъездом, разбудила ее, как обычно. Стянула с нее одеяло. Притащила ей свой поводок, выволокла ее почти спящую на улицу. Побегала вокруг всех сосен, мягко пружиня маленькими мохнатыми лапами по опавшей, слежавшейся десятилетиями хвое. Задирала то и дело хитрую лисью мордочку вверх, то ли слушала шорох пушистых сосновых веток, то ли солнце высматривала, пробивающееся сквозь островерхие макушки. И все смотрела и смотрела на Соню с непонятным призывом. Словно подначивала пойти прогуляться к озеру.

Они и пошли. Долго шли, не торопились. Муська – умная собачка – не стремилась забежать вперед, трусила тихонько сбоку. Словно понимала, что это последняя их совместная прогулка. Последняя…

Какой тяжелый смысл таит в себе это длинное зловещее слово! Сколько в нем безысходности и никакой надежды! Абсолютно никакой!

Почти последняя встреча с Никитой. Когда он добросовестно, потея и волнуясь, отвечал на ее нелепые ненужные вопросы, попутно перечеркивая все надежды на их совместное счастливое будущее. Потом была еще одна, но она не в счет. Их будущее со счетов уже было сброшено.

Последняя встреча с Татьяной, когда она…

Ох, как было снова тяжело вспоминать об этой встрече. Как тяжело!

Она же – чертова кукла-робот – ничего не поняла тогда, ничего не рассмотрела и не заметила. Полностью погруженная в собственные проблемы, сосредоточенная на программе самореализации с последующим самоутверждением через самодостаточность, она не заметила, что с Татьяной творится неладное.

Вялый разговор, неопределенное пожимание плечами. Неряшливый вид, чего никогда прежде Таня не могла себе позволить. Странно выглядела и заметно опустевшая квартира, не было даже занавесок на окнах. И цветы, те самые, которые они скупали в самом начале охапками и расставляли на широченных подоконниках, тоже исчезли. Будто… Будто она не собиралась больше жить в этом доме.

Она там больше и не жила. Она просто-напросто исчезла, испарилась, успев переписать свою квартиру на каких-то странных людей со странной фамилией Осипиани.

Анна Васильевна потом долго с ними судилась, пытаясь вернуть недвижимость, пытаясь обвинить их в странном исчезновении дочери, ничего не вышло. Люди оказались вполне приличными. На момент исчезновения Татьяны в неизвестном направлении находились в Москве на научной конференции каких-то очень сложных наук.

Милиция, побившись с месяц, начала Анну Васильевну избегать. В конце концов ей посоветовали нанять частного детектива. Та совет приняла буквально и все последующие два года только и делала, что выбрасывала деньги на ветер. А потом, в какой-то непонятный момент, вдруг смирилась, затихла и не бушевала больше и не сотрясала в воздух кулаками, не обвиняла неизвестных злоумышленников и органы правопорядка, не желающих – по ее мнению – добросовестно выполнять свою работу.

Затихла и спустя какое-то время все свое внимание, любовь и неизрасходованные средства вдруг перенаправила на Соню.

Ох, как ей это не понравилось, кто бы знал! Как ее это тяготило! Удручало и делало зависимой, но…

Но Анна Васильевна и слышать ничего не хотела.

– Ты одна у меня осталась, Сонечка. Одна! Ты очень похожа на Танюшу. Вы любили друг друга, как родные сестры. Так что будем считать, что ты моя вторая дочь. Я так устала от неизвестности, от постоянного ожидания, от сотни трупов, которые мне пришлось опознать за эти годы. Все! Хватит, девочка моя! Хватит!!! Я решила так, раз Танюша пропала и так долго не появляется, то… Значит, ее больше нет в живых. Но мы-то с тобой живые люди, нам с тобой и продолжать жить. Вот мы и станем это делать с тобой сообща.

Этот разговор состоялся у них с Анной Васильевной около двух лет назад, ровно через два года после того, как пропала Татьяна.

Снимщиков Олег Сергеевич очень любил, когда на службе его называли по имени-отчеству. Пусть не созрел годами, пусть в звании солидном пока не состоял, но положением уже каким-никаким, но обзавелся. Какой тут, к чертям собачьим, может быть Олег?! И уж тем более Олежка!