Похищение невесты - Мэри Уайн

Ему никак не удавалось забыть об этом. Как не удавалось заставить себя прекратить выезжать по утрам, чтобы посмотреть, как она гарцует на своей кобыле.

Было нечто завораживающее в том, как она пригибалась к холке коня, позволяя животному нестись вперед во весь опор.

При мысли об этом он снова нахмурился. Зачем лукавить? Похоже на то, что эта женщина нисколько не боится сломать себе шею. Однако это только сильнее завораживало его, заставляя гадать, почему она так часто уезжает на склоны. Можно было подумать, что она от чего-то бежит. Порой он готов был поклясться, что ветер доносит до него ее боль.

— Ну что ж, друзья, похоже, сегодня мы останемся ни с чем.

Возможно, это даже к лучшему. Ему необходимо заботиться о своем клане и поддерживать дружеские отношения с лэрдами нескольких небольших кланов, живущих в округе. Сидением в седле и наблюдением за сестрой своего соседа-англичанина он ничего хорошего не добьется. Как бы она его ни интересовала, ему необходима такая жена, которая стала бы ему помощницей, а не девица, которая только и знает, что скакать верхом. Это суровая правда, а он привык смотреть ей прямо в лицо. Он бы и двух месяцев не остался лэрдом, если бы перестал заботиться о благе своего клана. Разумнее подыскать себе вместо Джеммы другую жену.

Джемма вышла к ужину с опозданием. Керан недовольно сузил глаза, но потом заметил, как она двигается. Ее брат обладал острым зрением и наблюдательностью, которая развилась у него, пока он находился на враждебных землях Франции вместе со своим королем.

— Бриджет стало лучше?

На лице ее брата отразились беспомощность и растерянность.

— Моя жена твердит, что здорова и бодра, но не может выйти к ужину без того, чтобы ее желудок не начал протестовать.

Джемма застыла, положив руку на каравай хлеба.

— О! Понятно… Ну что ж, чудесно! Это хорошая новость. Эмбер-Хиллу нужны малыши!

Она улыбнулась, чувствуя искреннюю радость.

Однако не похоже было, чтобы Керан разделял ее восторг: наоборот, он выглядел очень встревоженным.

— Это обычное дело. Надо приносить ей какое-то одно блюдо и смотреть, что именно не переносит ее желудок. Тогда мы поймем, от чего ей становится дурно. Насколько я понимаю, все женщины, ожидающие ребенка, не выносят какой-нибудь запах.

Ее брат удивленно выгнул бровь:

— Вот как?

Он обвел взглядом стол, запоминая, какие блюда выставлены на нем.

— Отец очень многое из пищи плохо переносил… когда болел… — Ее голос сорвался. Она отломила кусок хлеба, но почувствовала, что есть не сможет. Горе снова охватило ее, заставив ощутить мучительное одиночество. — Сейчас я отнесу ей этот хлеб и посмотрю, не захочет ли она его съесть.

Она начала было вставать из-за стола, но брат поймал ее за запястье и вынудил задержаться.

— Жаль, что меня не было рядом, чтобы разделить с тобой заботы, Джемма.

Она вывернулась из его хватки и взяла блюдо с теплым хлебом. Подхватив салфетку, прикрыла ею хлеб.

— Это была обязанность дочери, Керан, и я не жалею ни о единой минуте. Мне жаль только, что после того, как отца не стало, я не смогла вернуться к прежней жизни. Ты был прав, когда этим утром сделал мне выговор. Только так ты и заставил меня понять, что я отвернулась от всего на свете — сама я этого не замечала. Я познакомлюсь с лэрдом Бэррасом, если ты по-прежнему желаешь скрепить союз между нашими семьями. — Она посмотрела прямо в глаза брату и еле заметно улыбнулась. — Но я действительно умею успокаивать бунтующий желудок. Давай проверим, не смогу ли я помочь Бриджет. Пришло время в Эмбер-Хилле для нового поколения.

Во взгляде ее брата смешались одобрение и облегчение. Несмотря на всю его властность, под суровой оболочкой скрывалось доброе сердце. Повернувшись, Джемма вышла из зала и направилась в коридоры замка. Эмбер-Хилл был новой крепостью: одна из башен только еще достраивалась. Брат надеялся, что на ней успеют установить крышу до начала ненастной погоды. Тогда в течение холодов строители смогут закончить внутреннюю часть башни: делать мебель и вешать ставни можно и зимой.

Бриджет крепко спала на огромной кровати, которую она делила со своим супругом. Ее волосы разметались на подушке, а лицо выглядело осунувшимся, что ясно говорило о том, как ее выматывает это состояние. Джемма давно научилась двигаться совершенно бесшумно. Она поставила хлеб на стол и чуть сдвинула салфетку, чтобы ее невестка заметила еду, когда проснется. Она начнет есть — и ее животик будет округляться.

Эта мысль оказалась очень приятной.

Джемма снова спустилась по лестнице и направилась к конюшне. Солнце уже начало садиться, окрасив горизонт в алые тона. Однако до темноты оставался еще примерно час — а сегодня она заслужила право проехаться верхом. Сознавать это было радостно — и она вдруг поняла, что уже очень давно не чувствовала себя настолько в мире с самой собой. Прежде ее переполняли тревога и страх, но теперь эти чувства стали улетучиваться, сменяясь облегчением и спокойствием. К своему удивлению, она замечала и красоту вечернего неба, и то, как солнце подсвечивало увядающие растения, покрывающие землю. Даже воздух словно стал слаще.

Ее кобыла радостно фыркнула, пританцовывая в деннике. В конюшне никого не оказалось, потому что ужин за общим столом в замке еще не закончился. Джемма сама оседлала кобылу и вывела ее во двор.

— Постойте, мистрис! — прокричал Синклер со стены замка.

Он был старшим рыцарем в отряде ее брата и к тому же наследником титула, однако имел склонность добиваться всего самостоятельно. С привычной легкостью он спустился по каменным ступеням на внутренней стороне крепостной стены, положив одну руку на эфес меча, прикрепленного к поясу, чтобы он не бил его по ногам. Спустившись, Синклер устремил на нее свои голубые глаза.

— Куда вы собрались, мистрис?

Этот рыцарь всегда вел себя неожиданно. Вот и сейчас, пока все сидели за ужином, он нес стражу на замковой стене.

— Хочу немного проехаться.

— Солнце скоро сядет, мистрис. Лучше бы вам отправиться на прогулку с наступлением утра.

Тут его взгляд внезапно скользнул мимо нее — и лицо его стало напряженным.

Обернувшись, Джемма увидела, что леди Джастина решила выйти на галерею, куда выходила ее комната на вершине башни. Вернее, ее следовало назвать тюремной камерой, поскольку этой леди не позволялось ходить, куда ей вздумается. Синклер был ею очарован, однако она, казалось, стремилась избегать встреч с рыцарем — настолько, что готова была постоянно оставаться у себя в комнате. Войти туда он не осмелился бы, поскольку тем самым нарушил бы законы рыцарского поведения. Однако сейчас дама шла по стене замка, где ее можно было бы перехватить, не нарушив требований чести.

Синклер направился к ней, забыв о своих возражениях, влекомый светом глаз дамы своего сердца. Джемма невольно ощутила легкую зависть.