Всего пару миль по прямой - Джеффри Арчер

Время от времени Китти изъявляла желание поработать пару часов за лотком, но, как только она съедала товара на сумму нашей дневной прибыли, тут же исчезала. «Эту штучку не назовешь подарком», — обычно говорил дед. Тем не менее я не жаловался. В свои шестнадцать лет я полагался только на себя, и все мои помыслы в то время были сосредоточены на том, как бы поскорее заиметь свой собственный лоток.

Мистер Сэлмон рассказал мне, что, по слухам, лучшие лотки распродаются на Олд Кент-роуд. Это происходит по той причине, что многие молодые парни прислушались к призывам Китченера и отправляются сражаться за королеву и Отечество. Он чувствовал, что лучшего момента не будет, чтобы сделать хорошее приобретение. Я поблагодарил булочника и упросил его не говорить деду о том, что было у меня на уме, поскольку собирался сделать приобретение до того, как он узнает о нем.

В следующую субботу утром я отпросился у деда на пару часов.

— Нашел себе девчонку, да? Лишь бы только это не было связано с выпивками.

— Ни то ни другое, — ответил я с усмешкой. — Но ты будешь первым, кто узнает, в чем дело, дед, я тебе обещаю. — Я дотронулся до своего кепи и вразвалку двинулся по направлению к Олд Кент-роуд.

Я пересек Темзу по Тауэр-бридж и, углубившись в южную часть города, как никогда прежде, не поверил своим глазам, когда оказался на соперничавшем с нами рынке. Я никогда не видел так много лотков. Они стояли рядами. Длинные, короткие, приземистые, всех цветов радуги, а некоторые с именами, генеалогия которых начиналась несколькими поколениями раньше в Ист-энде. Целый час я рассматривал выставленные на продажу лотки, но при этом все время возвращался к одному из них, по бокам которого сине-золотыми буквами было выведено: «Крупнейший лоток в мире».

Женщина, продававшая эту великолепную вещь, сказала мне, что ее муж, которого недавно убили гансы, купил его всего месяц назад за три соверена, и она ни за что не уступит дешевле.

Я объяснил ей, что собственных денег у меня всего два соверена, но я готов уплатить оставшуюся часть в течение следующих шести месяцев.

— Через шесть месяцев мы все можем оказаться на том свете, — ответила она, качая головой с видом человека, уже не однажды слышавшего такие разговоры.

— Тогда я даю вам два соверена и шесть пенсов с лотком моего деда впридачу, — выпалил я не раздумывая.

— А кто такой твой дед?

— Чарли Трумпер, — произнес я с гордостью, хотя, если честно сказать, не рассчитывал, что она о нем слышала.

— Чарли Трумпер — твой дед?

— Ну и что из того? — сказал я с вызовом.

— В таком случае меня вполне устроят пока два соверена и шесть пенсов, пострел, — заявила она. — А остальные уплатишь мне до Рождества.

Впервые я понял, что значит слово «репутация». Вручив ей все свои сбережения, я пообещал отдать остальные деньги до конца года.

Мы скрепили сделку рукопожатием, и я, взявшись за ручки, стал толкать своего первого «малыша» обратно через мост к Уайтчапел-роуд. Когда Сэл и Китти увидели мое приобретение, они запрыгали от возбуждения и даже помогли мне написать на одной стороне лотка «Чарли Трумпер, честный торговец, основавший дело в 1823 году». Я не сомневался, что дед будет мною гордиться.

Закончив трудиться над надписью и не дождавшись, пока высохнет краска, я торжественно покатил лоток на рынок. К тому времени, когда я оказался в поле зрения деда, улыбка на моем лице растянулась от уха до уха.

Вокруг лотка деда толпилось гораздо больше людей, чем обычно в субботу утром, и я не мог понять, почему при моем появлении наступила такая тишина.

— Здесь молодой Чарли, — крикнул кто-то, и несколько лиц повернулось ко мне, глядя настороженными глазами.

Почувствовав неладное, я бросил ручки своего нового лотка и бросился к толпе. Она быстро расступилась и освободила мне проход. Первое, что я увидел, пробравшись вперед, был дед, лежавший на мостовой. Под головой у него находился ящик с яблоками, а лицо было белым как простыня.

Подбежав к нему, я опустился на колени.

— Это Чарли, дед, это я, я здесь, — говорил я сквозь слезы. — Что ты хочешь, чтобы я для тебя сделал? Только скажи, я все сделаю.

Он медленно и с трудом разомкнул веки.

— Слушай меня внимательно, парень, — произнес он, задыхаясь. — Лоток теперь принадлежит тебе, поэтому никогда не упускай его или торговое место из виду больше, чем на несколько часов подряд.

— Но это же твой лоток и твое место, дед. Как же ты сможешь работать без лотка и места? — спросил я.

Но он уже меня не слышал.

До этого момента мне никогда не приходило в голову, что кто-то, кого я знаю, может умереть.

Деда Чарли отпевали безоблачным февральским утром в церкви Святой Марии и Святого Михаила на Юбилейной улице. Когда хор занял свои места, сесть в церкви было негде. Среди столпившихся сзади людей оказался даже мистер Сэлмон, в своем черном длиннополом пальто и черной шляпе с полями.

На следующее утро, когда Чарли выкатил новенький лоток на торговое место своего деда, мистер Дункли вышел из своей рыбной лавки, чтобы подивиться на его приобретение.

— Я могу перевозить почти в два раза больше, чем на старом лотке деда, — сказал ему Чарли. — И что самое важное, я задолжал за него всего девятнадцать шиллингов и шесть пенни.

Но к концу недели Чарли обнаружил, что половину из того, что находилось на его лотке, никто не хотел покупать. Даже Сэл и Китти воротили свои носики, когда он предлагал им такие лакомства, как черные бананы и перезревшие персики. Потребовалось несколько недель, прежде чем новый торговец смог примерно определять то количество товара, которое было необходимо ему, чтобы удовлетворять каждодневный спрос его покупателей, и еще больше времени, чтобы сообразить, что этот спрос меняется изо дня в день.

Это случилось в субботнее утро, когда, набрав товара на рынке и возвращаясь на Уайтчапел, Чарли услышал хриплый крик.

— Британские войска полегли на Сомме, — кричал мальчик, стоявший на углу Ковент-Гарден и размахивавший над головой газетой.

Чарли расстался с половиной пенни в обмен на «Дейли кроникл» и, присев на обочине мостовой, стал читать, выискивая в тексте знакомые слова. Он узнал о гибели тысяч британских солдат, участвовавших в совместной операции с французами против кайзеровской армии. Роковые действия завершились катастрофой. Вместо предсказанного генералом Хейгом ежедневного продвижения вперед на четыре тысячи ярдов, все закончилось отступлением. Крик о том, что «все мы будем дома к Рождеству», оказался пустой болтовней.

Чарли бросил газету в канаву. Никакой немец не убьет его отца — в этом он был уверен. Однако после того как Грейс записалась санитаркой в полевой госпиталь, стоявший всего в полумиле от линии фронта, он начал испытывать угрызения совести по поводу своего отношения к войне.