Жанна Д'Арк, Орлеанская Дева - Ольга Велейко

подъем. Здесь она диктует первое письмо к англичанам, предлагая им пока не поздно убираться из Франции. 24 марта Жанна с триумфом выезжает обратно в Шиннон. Начинается сбор войск в Туре и Блуа.

5 апреля Жанна прибывает в Тур, где для нее изготавливают белые доспехи (полированные стальные доспехи, казавшиеся белыми; в счетах Рагуйе, военного казначея, сохранилась запись: «королевскому оружейнику в Туре, за полные доспехи для означенной Девы, 100 турских ливров»). Меч, якобы найденный под алтарем церкви в Сен-Катерин-де-Фьербуа и принадлежавший по поверью самому Карлу Мартеллу она получила раньше. Боевого коня подарил ей герцог Алансонский, восхищенный умением Жанны держаться в седле. Здесь же она придумала себе знамя, больше напоминающее церковную хоругвь. Показание ее духовника Паскераля:

«Она сказала мне, что спросила Святых Господа, которые явились ей, что она должна сделать; и они сказали ей сделать знамя ее Бога. Для этого, ей сделали ее знамя, на котором был изображен образ нашего Спасителя, помещенного на облаках небес, с ангелом, держащим в его руке геральдическую лилию, которой Христос благословлял. Я был в Туре с нею, когда это знамя было окрашено. (В счетах Рагуйе: «Hauves Poulnois, живописцу, живущему в Туре, для того, чтобы окрасить и обеспечивать материалы для большого знамени, и маленького, для Девы, 25 турских ливров».) "

Здесь же, в Туре, Жанне назначили оруженосцем и мажордомом Жана д’Олона, пажами Луи де Конта и некоего Раймона, как «руководительнице боевыми действиями» выделили герольдов Амблевиля и Гиеня.

Также в ее «штате» числились уже упомянутый священник Жан Паскераль, цистерцианец Николя Вутон(родственник матери Жанны), и некий монах Машелин Рауль, казначей и духовник. По некоторым данным и два ее брата, Жан и Пьер, присоединились к ней здесь же.

Все больше знати примыкало к армии, с восхищением отзываясь о Жанне. В чем причина такой популярности?

На мой взгляд тут нет ничего неимоверного и запредельного.

Все соратники упоминают, что в отличии от мрачных религиозных фанатиков, на людях у нее всегда было веселое лицо, излучающее радость, для каждого наготове любезное и уместное слово; только наедине с Богом, во время исповеди и молитвы она плакала; ее абсолютная уверенность в победе укрепляла сомневающихся; невинность и детская непосредственность привлекала сердца грубых воинов, привыкших видеть вокруг лишь шлюх; юная красота радовала глаза, пылкая вера внушала уважение и благоговение.

Разумеется, как военного лидера ее никто не принимал всерьез в это время, считая своего рода талисманом, помогающим подымать боевой дух войск, вербовать сторонников и получать средства.

21 апреля Жанна с отрядом прибыла в Блуа, где концентрировались силы французов под командованием известных капитанов, таких как Гокур, де Рец, Буссак, Кулан, Ла Ир, Ксентрайль и прочие, а также большое количество продовольствия для осажденного города.

Она приказала удалить из лагеря всех женщин, посещать богослужения и прекратить богохульства и клятвы.

Дело в том, что среди простонародья было распространено поверье, что многие победы англичан являются следствием благочестия Генриха Пятого, и сокрушить врага можно только благочестивой армией.

Паскераль: «В Блуа она сказала мне сделать знамя, вокруг которого священники могли бы собираться, и изобразить на нем образ нашего Спасителя страдающим.

Мы сделали то что от нас требовалось. Как только это знамя было сделано, Жанна, два раза в день, утром и вечером, поручила мне собирать священников вокруг сего знамени: они тогда пели славословия и гимны Благословенной Марии. Жанна была с ними, разрешая присоединиться к ней только тем солдатам, которые в тот день исповедовались; она указывала сначала исповедоваться тем, кто хотел к ним присоединиться.

Там всюду были священники, всегда готовые исповедовать тех в армии, кто желал обратиться к ним.»

Алансонский: «Жанна была целомудренной девой; она ненавидела женщин, которые следуют в обозе армии. Я видел ее однажды в Сен-Дени, по возвращению от коронации, преследующей одну из них с мечом в руке: ее меч был сломался в этом случае. Ей очень не нравилось, если она слышала, что кто-нибудь из солдат клянется.

Она порицала меня премного и чрезвычайно, когда я иногда клялся; и когда я видел ее, я воздерживался от клятв.»

Единственное исключение было сделано капитану Ла Иру, известному своим умением браниться; ему Жанна разрешила клясться «Моим жезлом»(«Par mon martin»).

Весьма любопытно взаиморасположение таких разных фигур, как полная веры Дева и грубый ветеран, известный жестокими налётами и неуважением к перемириям. Возможно это объясняется тем, что из всех капитанов именно Ла Ир был ей наиболее известен, так как провел немало дерзких компаний в Шампани, был капитаном Витри, не исключено посещал и Вокулер, так что легенды и слухи о нем доходили и в Домреми.

Сам же Ла Ир поддерживал Жанну вероятно прежде всего за желание активно сражаться против англичан, в отличие от сонного двора. Не даром сохранилась легенда, по которой он сказал Карлу: «Я полагаю, что нельзя терять свое королевство более весело» («Je pense que l’on ne scauroit perdre son royaume plus gaiment»).

И все-таки несомненно, что моральное влияние Жанны сказывалось и на таких закоренелых бандитах, каковыми являлись арманьякские ветераны. Жиль де Рец, позже казненный за ужасные преступления, вспоминал: «Пока Жанна была жива, я не возвращался к моим прежним грехам».

27 апреля армия пошла к Орлеану левым берегом; в авангарде, вокруг знамени Жанны, шли священники, распевающие религиозные гимны. Несколько дней пришлось ночевать в открытом поле. Очевидцы расказывают, что Жанна спала прямо на земле, не снимая доспехов. 29 апреля войско подошло к Шесси, выше Орлеана, и встретилось на берегу Луары с Дюнуа.

Однако увидев реку, Жанна рассердилась, и неудивительно: ветер был неблагоприятный, а судов было мало.

Дюнуа вспоминал: «Тогда Жанна сказала мне: «Это вы —

Бастард Орлеанский? " «Да», — ответил я; — «и я очень доволен вашим прибытием! " " Так, это вы посоветовали, чтобы меня провели этим берегом реки, а не прямо туда, где находятся Тальбот и англичане?» «Да, и более мудрые чем я имели то же самое мнение, для нашего большего успеха и безопасности. " «Ради бога», — она тогда сказала, — «совещание моего Господа более безопасно и более мудро, чем ваше. Вы думали обмануть меня, но обманулись сами, поскольку я приношу вам лучшую помощь, чем, когда-либо прибывала к любому генералу или городу вообще, помощь Короля Небес. Эта помощь исходит не от меня, но от Бога непосредственно, который, заступничеством Святого Луи и Святого Шарлемана, имел сострадание к городу Орлеану, и не будет терпеть врага, чтобы тот осаждал Герцога и его город! «»