Кандидат от партии смерти - Алексей Макеев

— Поосторожнее надо, Константин Андреевич, — пожалела упавшего старушка.

— Поздно, баб Дунь, — вздохнул Максимов. — Дело сделано.

Не воротишь. С мыслью, что давно пора прижать Гришу к загаженной подъездной батарее и хорошенько пересчитать прокуренные зубы, Максимов побрел вдоль дома. Коленка противно стонала. Замечательно началась неделя.

— Константин Андреевич? — Из иномарки с тонированными стеклами выбрался субъект без шапки — в сером кожаном плаще. Пострижен, чистый, глазки цепляющие. «Чего бы такого сказать? — мимоходом подумал Максимов. — Чтобы отстали — раз и навсегда?»

Давно он что-то не прикасался к благодати.

— В чем проблема, уважаемый? — Нетвердый шаг пришлось сбавить, но совсем останавливаться он не стал, хотя и начал подозревать, что придется.

— Хотелось бы поговорить…

Тон у незнакомца был откровенно вкрадчивый. А глазки продирали череп — аж до затылка. Но это не мешало ему виновато улыбаться.

— Сколько вас там в машине? — Максимов остановился и опасливо покосился на невзрачный транспорт. Выйдут хорошо натасканные ребята, по затылку двинут — кому потом докажешь, что опоздал на работу по уважительной причине?

— Никого, — улыбнулся незнакомец. — Я один. Не люблю разговаривать сам с собой. Извините, что отрываю вас от поездки на работу. Не хотелось бы приходить к вам в офис. Я, видите ли, работаю в специальном ведомстве…

«Сгинь, — тоскливо подумал Максимов, — как большой глюк».

— Не слепой, — пробормотал он вслух. — Вижу, что в специальном. А в каком, если не секрет? Опричнина? Преображенский приказ? Тайная канцелярия? Третье отделение Бенкендорфа?

Незнакомец не обиделся — жестом пригласил в салон. Там действительно никого не было. Из магнитолы приглушенно звучал скрипичный концерт Рахманинова. Для проформы включил? Или тонкий ценитель? И вообще довольно странно. Человек без дураков трудится в спецслужбе (разумеется, в ФСБ), но зачем ему тогда просительный тон и виноватая улыбка? «Значит, посадят не сразу, — догадался проницательный сыщик. — Для начала что-нибудь предложат. Работу, например, которую самим делать противно».

Незнакомец сидел за рулем, опершись локтями в баранку, и явно не знал, с чего начать. Курил «Давидова», после каждой затяжки тряся сигарету над пепельницей. С каких это пор работники спецслужб не знают, с чего начать?

— Сочувствую вашему падению, — наконец соизволил службист. — Поосторожнее надо».

— Согласен, — сдержанно отозвался Максимов. — Но падения бывают разные. Коленка, к слову сказать, заживет.

Он перехватил странный взгляд. Неужели куда-то попал?

— Моя фамилия Квасов, — представился чекист. Покряхтел, вытягивая из одежд удостоверение. — Ознакомьтесь, если пожелаете.

— Давайте к делу, — поморщился Максимов. Не любил он затяжные преамбулы в духе бесконечных вводных к английским детективам.

— К делу так к делу, — покладисто согласился чекист. — Просьба отнестись к нашей беседе как к беседе частных лиц. Образ здания на Коммунистической, 1, пусть не тревожит вашу трепетную психику.

«И все же лучше бы ты сгинул», — подумал Максимов.

— До недавних пор я отвечал за некоторые аспекты работы предвыборного штаба Берегового Бориса Евгеньевича…

Довольно заковыристую фразу изобразил чекист, но фамилию он назвал, в сущности, знакомую. Давно уж Максимов выбыл из политической жизни страны, однако, чтобы совсем ничего не знать, нужно вырезать себе уши и уплыть куда-нибудь на Новосибирские острова.

— Уже не отвечаете, — логично допустил сыщик.

— Причина, собственно, от меня не зависящая, — пожал плечами Квасов. — Хотя некоторые так не считают. Вы не слышали субботних новостей?

По правде говоря, из новостей Максимов предпочитал местные криминальные — по будням. Из строго прикладных соображений. А чтобы в выходные — просто так, за чашкой кофе… Его же дочь родная загнобит. Из правдивых новостей, как уверяет Маринка, остались только спортивные, да и те впитывать нет ни малейшего желания. Особенно футбольные. Лучше классику почитай, папа, а то тупеешь прямо на глазах. Достоевского, например. Или Акунина.

— В четверг вечером кандидат на звание мэра Береговой был застрелен в собственной квартире, — как-то тихо и торжественно произнес Квасов.

Минута молчания уместилась секунд в двадцать. Максимов поинтересовался:

— А сообщили только в субботу?

— Выходит, так, — состроил неопределенный жест чекист.

— Полагали, что оживет?

— Не оживет, — невесело улыбнулся Квасов. — По крайней мере, не сейчас и не здесь. Имеется подозрение, что убийство связано с предвыборными баталиями. Дело в том, Константин Андреевич, что руководству непонятно, из каких высот спущено пожелание не перетруждаться в расследовании преступления… А виновных — тех, кто допустил преступную халатность, — отыскать среди имеющегося контингента…

— Понимаю. — Максимов сочувственно вздохнул. — Бывает, что и работники СИСТЕМЫ ощущают на себе безумие власти… Я, конечно, не эксперт по демократическим выборам, но что-то не припомню, чтобы в фаворитах гонки значился человек по фамилии Береговой…

— Он не значился, разумеется. Хотя человек был глубоко порядочный… Действующий мэр Подгорский в третий раз свою кандидатуру не выставляет — закон претит. А жаль. Согласно последним социологическим исследованиям, сорок пять процентов горожан — из тех, что согласились участвовать в опросе, — отдали бы свои предпочтения Харитонову Геннадию Тимофеевичу. Безусловный лидер гонки. Поддержка действующего мэра. «Глубоко порядочный, честный, грамотный человек, имеющий огромный опыт работы в хозяйственных и коммерческих структурах…» — Чекист поморщился и от себя добавил: — Ходячая харизма и сокровище нации. А умище-то какой… Дважды пролезал в областной совет.

— Человек и пароход, — согласился Максимов.

— За Харитоновым с отрывом в пятнадцать процентов следует некто Кашкин — директор «Сельхозмаша». Известен тем, что сотворил на своем отдельно взятом заводе социальную революцию, благодаря чему на завод теперь принимают по жесткому конкурсу. Работник вроде бы неплохой. Но кто ему сказал, что завод и двухмиллионный город — это одно и то же? Не все горожане желают участвовать в очередном эпохальном эксперименте. Да и фамилией кандидат не вышел. На третьем месте был Береговой — двенадцать процентов голосов…

— Работники госбезопасности и члены их семей, — не сдержался Максимов.

— Плюс соседи, — подыграл Квасов, решив и на этот раз не обижаться. — Коммунист Коленников имеет десять процентов — что, с одной стороны, не очень красит коммунистическую партию, а с другой стороны — вовсе не факт. Он может набрать и пятнадцать, и двадцать процентов…

— Кому же помешал несчастный господин Береговой? — искренне проявил незнание Максимов. — Вот кабы сделали великомучеником господина, скажем, Харитонова…