Мы встретились в декабре - Рози Кёртис

измотанными. Но они оживились, когда она подбодрила их. Я взял свою погремушку и создал им шума, и мы вместе выкрикивали их имена.

— Давай, Брайан, ты сможешь это сделать!

— Продолжай, Сара!

— Джейми! Осталось совсем немного.

Недолго думая, я обнял Джесс за плечи, когда мы подбадривали пару, которая ковыляла в костюме велосипедиста-тандема, и когда они проходили мимо, это превратилось в забавное, неловкое объятие, и думаю, слезы Джесс, должно быть, заразительны, потому что я увидел, что они бежали ради нашей благотворительности, и подумал о Мэтте, сидящем дома и смотрящем телевизор, и мне снова пришлось вытереть слезы со своего лица.

— В конце концов, это доходит до всех нас, — сказал Гарри, хлопая меня по спине. Он положил руку мне на плечо и сжал его. — Пойдемте выпьем.

Джесс пошла собирать свой рюкзак, а Гарри бросил на меня взгляд:

— У тебя хорошая подружка, сынок.

— Ох, она не моя… — начал я, но он отвернулся прежде, чем я смог закончить предложение.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Джесс

3 мая

Я смотрю на небо, лазурно-голубое и безоблачное, и чувствую тепло солнца на своем лице. С таким же успехом могла быть середина августа, а не мая. Тихий практичный голосок всплывает в моей голове и указывает, что мне, вероятно, следует воспользоваться солнцезащитным кремом. Я останавливаюсь на секунду и роюсь в своей сумке — уверена, что где-то там есть немного.

— Лучше всего в мае, до того, как появятся туристы на летние каникулы, — говорит Алекс. Мы в Риджентс-парке, рядом с зоопарком. Мы какое-то время не выходили на прогулки и вообще не были вместе после Марафона — я была полностью поглощена работой, а Алекс начал работать в гериатрическом отделение. Он работал в ночи, когда, казалось, все умирают — довольно мрачно, поэтому я осторожно спрашиваю, как дела, потому что, кажется, каждая история начинается с «прошлой ночью мы потеряли еще одного…» Не знаю, как он это делает и остается жизнерадостным. Это странно. Я не могу представить, что могло заставить кого-то захотеть стать медбратом или медсестрой, но что бы это ни было, я за них очень рада.

— Я так устал, что мог бы проспать неделю, — говорит Алекс.

— Можем немного поваляться на траве. Нам не обязательно проходить по десять миль в день, если ты не хочешь.

Он останавливается и смотрит на траву. Свежескошенной она выглядит довольно соблазнительно.

— Ненадолго?

— Ненадолго, — соглашаюсь я.

Мы ложимся на траву, бок о бок, и смотрим в небо.

— Когда я была маленькой, мы с дедушкой часто лежали на пляже и разглядывали очертания облаков, — сказала я. Я забывала об этом до сих пор, глядя на облако, смутно напоминающее снеговика, парящее над нами.

— «Хочешь слепить снеговика…» — поет Алекс.

— Ты потратил слишком много времени на работу в детском отделении.

— Будто я не знаю. Думаю, я знаю весь сюжет «Холодного сердца».

— У него вообще есть сюжет? — я спрашиваю.

Он поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня:

— Есть ли сюжет? Я хочу, чтобы ты знала, что прямо сейчас ученые спорят о том, является ли «Холодное сердце» феминистским трактатом или он по своей сути проблематичен из-за изображения троллей.

— Серьезно?

Он кивает:

— Серьезно.

— Думаю, мне нужно посмотреть его и выяснить.

— Договорились, — он поворачивает голову и снова смотрит на небо. Воздух насыщен ароматом сахарной ваты, горького кофе и слабым запахом чего-то явно животного из зоопарка.

— Роаааар!

Что-то пролетает мимо наших голов, и я переворачиваюсь на бок так же, как это делает Алекс, так что мы смотрим прямо друг на друга. Его брови хмурятся, но он смеется. Он переворачивается и заставляет себя встать.

— Что, черт возьми, это было? — я поднимаюсь, отряхивая с ног свежескошенную траву.

— Сбежавший из зоопарка низко-летающий зверь? — спрашивает он.

Я указываю на другой конец парка:

— Кажется, я нашла преступника.

Маленький ребенок держится за пульт дистанционного управления, неумело пытаясь управлять крошечным самолетом и одновременно создавая звуковые эффекты.

— Тимми, не летай так близко к людям, — кричит его мать, подбегая к нему и хватая пульт, но уже слишком поздно. Самолет, который секунду назад пронесся над нашими головами, врезался прямо в газету, которую читает пожилой и угрюмого вида мужчина, сидя в полосатом шезлонге. Он опускает газету и смотрит на нас поверх очков. Мы с Алексом отворачиваемся, стараясь не хихикать.

— Давай убираться отсюда, пока у нас не начались неприятности, — говорит Алекс.

Мы идем вдоль края ограды зоопарка, глядя на сетку, которая свисает с высоких перил, не пуская нас и животных внутрь.

Жираф смотрит на нас через ограду, задумчиво жуя.

— О, смотри, — указываю я на нее.

Алекс поднимает взгляд, прикрывая глаза:

— Привет, красавчик.

— Она прелестна, не так ли?

— Возможно, это он. Не знаю, как ты определяешь пол жирафов.

— Извини. Привет, великолепный жираф неопределенного пола, — говорю я, смеясь. Алекс держит руки в карманах джинсов и легонько подталкивает меня плечом.

— Хочешь мороженого? — спрашивает он.

— Божечки, да.

Он указывает на киоск на другой стороне парка:

— Наперегонки.

— Тебе сколько, пять лет? — спрашиваю я, но он уже убежал. Я добираюсь туда спустя целую вечность после него, осознавая, когда стою, уперев руки в колени, а мои легкие словно горят, что, возможно, пришло время мне как следует размяться.

— Прости, — говорит Алекс сверху, рядом с которым я склонилась. Я делаю вдох и выпрямляюсь, вставая, чтобы посмотреть ему в глаза. Он протягивает мне мороженое, политое малиновым соусом и покрытое радужной посыпкой.

— За это, — я беру у него рожок и слизываю дорожку мороженого, стекающую по краю рожка, — я прощу тебя. На этот раз.

— Как у твоей подруги Джен продвигаются дела с охраной с проживанием?

— Ох… — я поднимаю глаза. Он помнит так много деталей. Алекс обращает внимание на мелочи, я это заметила. Он единственный в доме, кто помнит, как все пьют чай и кофе, и ему не нужно спрашивать об этом. Это мило. — Я забыла, что говорила тебе об этом. Думаю, у нее все в порядке. Блестящий шар в спальне — это очень в ее стиле.

— Я хотел спросить у тебя совета кое о чем, — говорит Алекс, когда мы снова начинаем идти. Я искоса смотрю на него. Он кусает краешек своего рожка с мороженым, сосредоточенно хмурясь и вертя его в руках. Никогда не видела, чтобы кто-нибудь так ел мороженое.

— Продолжай, — я шаркаю носком ботинка по гравию дорожки. Стайка туристов пролетает мимо нас на велосипедах, визжа от смеха, и мы отскакиваем в сторону.

— Это насчет Эммы.