Яд в моём сердце - Рита Трофимова

до боли знакомую пьесу, которую когда-то тётя Марина играла с таким упоением и страстью. Подумать только, душа любимой пианистки давно отошла в мир иной, а музыка живёт, слилась с природой и льётся с небес нежными перезвонами колокольчиков, струится в воздухе.

Лина внезапно очнулась от грез, и взгляд её устремился к даче Полянских. «Тётя Мариночка, милая… — с тоской вздохнула она, глядя на тёмные окна соседского особняка. — Если бы только можно было вернуться в то незабываемое лето и раствориться в нём!» Из горла вырвался тихий всхлип, и по щеке скатилась слеза.

Когда-то на соседской даче всё цвело и радовало глаз. Лина помнила, как бегала на занятия к тёте Марине, как разучивала первые гаммы и играла с фарфоровыми статуэтками. Даже сейчас, повзрослев, Лина верила, что она была настоящей феей из сказки и её музой. Перед глазами всплывали картинки прошлого: тётя Марина, сияя медью красных волос, кружится под солнцем, и ветер играет полами её сарафана из зелёной марлёвки. Юный Филипп целится из рогатки по воробьям — белая рубашка расстёгнута на груди и повязана на поясе узлом. Волосы тёмной меди вихрятся у лица, спадают на шею длинными локонами, совсем как у книжного героя Артура Грея. И всё это под нежные звуки сонаты фа минор Доменико Скарлатти.

Теперь же на даче Полянских буйствовала дикая флора, и от былой красоты остался лишь нетронутый временем и зимними холодами дом с флигелями и витой лестницей. Ёлки и туи у забора разрослись густыми мохнатыми лапами, клумбы с когда-то цветущими «рыжиками» и «гвОздиками» покрылись сорной травой, садовая беседка почернела от влаги, качели заржавели и поскрипывали на ветру. Лина тяжко вздохнула и, с трудом оторвавшись от созерцания унылого пейзажа, отправилась в дом.

За окном быстро темнело, а в комнатах, ещё не прогретых майским солнцем и теплом хозяев, было зябко и мрачно. И всё же в родных стенах Лина ощущала спокойствие и уют. Зажав в руках кружку с дымящимся кофе, Лина включила камин и забралась с ногами в широкое кресло мамы Марты. Ничего не хотелось делать, даже мечтать. Спустя пятнадцать минут она поставила пустую кружку на стол, свернулась калачиком и, укрывшись пледом, незаметно погрузилась в сон.

А проснулась внезапно, будто от толчка. В ночной тишине ей почудились гитарные переборы и чей-то смех. Лина поднялась со старенького кресла и подкралась к окну с видом на дачу Полянских. Именно оттуда слышались подозрительные звуки.

Рядом с особняком, в любимой клумбе тёти Марины пылал костёр, а вокруг него виднелись силуэты людей. Лина приоткрыла створку окна, и вместе с потоком ночного ветра до неё долетели обрывки фраз и девчоночий смех.

— Макс, ну сыграй «Девочку»! «Девочку-у-у»! — ныл капризный голосок.

— «Девочку», «Девочку» хотим! — донеслись до Лины издевательские вопли парней.

Сердце Лины взволнованно замерло. Быть может, Филипп с друзьями нагрянул на майские праздники? Недолго думая, она спустилась на первый этаж, накинула куртку и вышла из дома. Калитка, ведущая во двор Полянских, с лёгкостью поддалась, и Лина впервые за долгие годы вошла на соседскую дачу. Осторожно, почти на ощупь, она добралась до летней беседки, когда-то покрытой садовым плющом. Теперь же сухие вьюны вились между решётками, трепеща на ветру, словно рваные струны гигантской арфы.

Именно в тот момент всё вокруг стихло и почернело, будто на землю опустился густой непроницаемый занавес, отрезав Лину от мира людей. И перед глазами забрезжило видение. Сидя на дощатом полу у закрытой, видавшей виды двери и привалившись спиной к обшарпанной стене, рыдала девушка. Влажные волосы свисали на грудь густыми прядями, плечи дрожали, намокший от дождя плащ распахнулся, оголяя стройные ноги и ступни. Туфли, сумка и связка ключей валялись на полу, будто брошенные в порыве эмоций. «Оставь нас одних, пожалуйста…» — надломленный голос парня дрогнул, и Лина затаила дыхание — горькие интонации его болью отозвались в груди.

Но вот прохладный ветер овеял лицо, и наваждение схлынуло. «Занавес» вмиг испарился, и за беседкой вновь заплясали рыжие отблески огня, послышались гитарные переборы и смех весёлой компании.

Лина двинулась дальше, отмахнувшись от образов-пришельцев: об этом она подумает позже. А сейчас её манило нечто другое — любопытство и безудержный азарт. Ведь голос поющего парня казался смутно знакомым. Ступая по мягкой поросли трав, она укрылась за стволами деревьев, шагах в десяти от молодёжи, и с интересом вгляделась в лица. Их было восемь — три парочки, девчонка в гордом одиночестве и парень с гитарой. Однако где же Филипп? Его лицо она узнала бы из тысячи.

Пары сидели в обнимку, привалившись друг к другу, болтая и смеясь, и курили кальяны. Сизое облако тлело над головами друзей, медленно расползаясь в пространстве. Лина ощущала его сладковатый запах с нотками персика и жжёного сена. А тот, что был с гитарой, тот, кого звали Максом, подстраивал струны, изредка вставляя смешные реплики в диалоги. Тёмные волосы парня скрывали лицо, в ухе блестела серьга, чёрные одежды сливали его с ночью, отчего он казался почти нереальным. Но вот он тряхнул головой, откинув длинную чёлку, и озорно улыбнулся.

— «Девочка» подождёт, — рассмеялся он, оглядывая весёлое собрание. — Щас я сыграю вам одну хорошую песню, супер-трэш-сюиту. Я её обычно в узком кругу играю, и только для девочек.

Макс продолжал говорить, а Лина застыла на месте, не веря своим глазам.

Неужели, неужели перед ней тот самый Макс с видео?! Настоящие чудеса! Не иначе как сегодняшняя ночь особенная. Ночь исполнения тайных желаний. Разве могла она мечтать о таком? «Макс, Макс, тот самый Макс», — ликовала её душа под гитарные переливы. Как такое возможно?

Расскажи мне, где растёт кровь,

Я слышал запах её цветов,

Когда было солнце, было легче дышать,

Теперь всё проще, теперь легко умирать,

Разбитые окна, ветер кругом,

Когда я один, меня пугает мой дом,

Я приручил твои руки лаской твоей груди,

Счастье словно стекло, его так легко разбить,

Там не слышно слов…

Там, в подвале полуснов,

Там я сам сожру себя,

Спасите мою душу от меня!

От меня…

* «Кровавые сады» (группа «Психея», альбом «Киберакустика», 2004)

Голос парня завораживал всё живое. Казалось, он вот-вот сорвётся на высоких нотах, но каждый раз умело вливался в гармонию мелодии, заставляя Лину трепетать от восторга.

На мгновение она растворилась в песне, и во всём мире существовал лишь этот удивительный Макс.

Красив, чертовски красив, и как же ему идёт быть бродячим музыкантом, плохим парнем! Чутьё подсказывало Лине, что это вовсе не образ, а сущность