Каторжанка - Даниэль Брэйн

черт знает, на чем они тут ездят. Или я снова спешу и стоило бежать в сторону добычи соли, там наверняка есть что-то, что довозит ценный груз до корабля?.. Я приоткрыла дверь, прислушалась — никого, и скользнула внутрь.

Есть! Две телеги, на одной навалены какие-то тряпки, и в них я могу зарыться и замереть. Неизвестно, сколько мне ждать, есть риск, что меня обнаружат, но он сравнительно меньше, как если бы я со всех ног бежала к берегу. Стараясь убедить себя, что мерзкая вонь — то, к чему я должна взять и привыкнуть, что противные даже на ощупь тряпки — благо и заботить меня должно лишь то, чтобы их никто не вздумал ворошить, я принялась готовить себе укрытие. Этого мало, нужно навалить на телегу дерьма еще. Где оно?..

За хрустом вездесущих обломков кирпичей под моими ногами я не услышала новой опасности.

— Аглая!

Черта с два!..

Мой муж был в полном расцвете сил, крепкий, готовый ко многому. Я повела рукой, проверяя, подчинятся ли мне расколотые кирпичи, и тут же оставила эту мысль. Если я не попаду на «Принцессу», если меня поймают, если, если… так много «если», а страх перед клятой может уйти или Марго наскучит страже, но что мой муж делает здесь?..

По крайней мере, «здесь» — на воле. Условной, но и не возле скал. Намерения полковника Дитриха были ясны как день, а я приняла твердое решение ему не перечить.

Молодой организм Аглаи уже намекал, что именно сейчас подходящее время, что рисков меньше. Не сегодня, так завтра мне придется подумать, где взять привычные для любой цивилизованной женщины средства, где взять их мало того что среди дикарей — на каторге.

Думаю, эта проблема тут отпадает у женщин в течение месяцев трех-четырех.

— На тебе бабье исподнее, — удивленно сказал мне полковник, быстро освобождая меня от него, и я чуть не рассмеялась: опыт с бабами у него был, как он ни отрицал. На мелочах сложно не проколоться. Что ему возразит баба? — Ты все так же прекрасна, Аглая. Моя жена.

Ну ведь не ради этого ты тащил меня за собой, думала я и отворачивала лицо от вонючих тряпок. Все желания, кроме «поесть», в этих краях тоже пропадали достаточно быстро, и у стражи, возможно, тоже, иначе бы комендант не стал разбрасываться столь ценным призом, как красавица Марго, нет, не стал бы, а я, а что я, да, я довольно отметила, что полковник легко мог дать фору всем, с кем я была близка раньше — в той жизни. Ему удалось почти невозможное. Я тоже хотела получить свою долю — еще бы поза была удобнее и место почище. Не каторга. Но была бы не каторга — я на это бы и не пошла.

По итогу я оказалась зла, и будь это та, моя прежняя, жизнь, полковнику ко мне был бы ход заказан, но условия диктовала не я. Я могла только выпытать у него информацию.

— Марго все знает о деньгах, — заметила я раздраженно, оправляя одежду. Полковник застыл на мгновение в глупом положении, но быстро очнулся, стоило мне прояснить: — О деньгах, что ты оставил на всякий случай.

— Вот и помалкивай, милая, — нежно предложил он и вроде бы без угрозы, чмокнул меня в щеку и пропал за скрипнувшей дверью.

Откуда он меня увидел, подумала я, где был он сам, он не мог прибежать в этот сарай за мной от скал, или?..

Мне пора прятаться, решила я, и в этот момент заметила странный предмет. Тот, которому вообще не должно было здесь, в сарае, быть места.

Глава шестнадцатая

Мужчин, как и женщин, я видела самых разных. Умных и глупых, мудрых житейски и тупых как бревно, добрых до подозрительной приторности и злых без всяких причин. На мое отношение к людям никогда не влиял их пол. Сейчас я не знала, что думать.

Случаи, когда после близости люди вдруг исцелятся или забудут про жизненно необходимое, я могла лицезреть только в фэнтези, если бы увлекалась этим жанром, или в гротескных голливудских комедиях. Каторга к фарсу не располагала, и меня грызла мысль, что связь с клятой не способна кого-нибудь излечить, а факт оставался фактом: полковник Дитрих ушел, не забыв, но оставив — теперь уже свою — трость.

Он сделал это сознательно, думала я, прокручивая в голове все детали, он воспользовался возможностью принести мне трость, а не получить удовольствие, милая Аглая — приятный бонус, но почему он не передал трость в тот день, когда я очнулась после порки? Дитрих пришел один, без стражи, так что мешало? Сомнение, что я в состоянии справиться с магией, он весь был пропитан сомнениями, отчаянием, и именно потому в тот день мне достался лишь нож. Что в этой трости, размышляла я, рассматривая ее в полумраке, она тяжелая, с золотым набалдашником, но полно, точно ли с золотым?..

Я приоткрыла дверь наружу, прислушалась. Темнело, ничего, никого, в сарай никто не идет, всем плевать, что подходит корабль, если он действительно есть, если зрение меня не обмануло, и я подтащила трость ближе к свету. Кажется — и я предпочла бы, чтобы не казалось, а было так — золото не по всему набалдашнику, небольшое отверстие, словно для токена, беленое. Это белое золото, серебро, сплав или платина? Не имеет значения. Отверстие больше, чем мой токен, и думать не стоит, чтобы попробовать соединить то, что усиливало магию, и то, что помогало ей управлять.

Но Дитрих ничего не знал про мой токен. Прикрыв дверь, чтобы не привлекать внимания — кто-то из стражников быстро шел в направлении форта, но вряд ли в сарай — я задумалась. Трость, чтобы я не спалила форт? Стража наверняка растрепала всем про неудачу с Марго, но откуда об этом мог узнать Дитрих?

Кое-какие ответы я получила раньше, чем смела ожидать. Стражник зашел в соседнюю дверь — как раз под окном этого помещения я пробежала, прогибаясь, — и тут же вышел в сопровождении моего мужа. Ларчик просто открывается: Дитрих меня умудрился увидеть и притащил трость. Зачем?

И что он делал, черт побери, здесь, он каторжник, место его на добыче соли?

Пространство перед фортом опять опустело, я вышла, придерживая юбки, отмечая неприятное неудовлетворенное чувство во всем теле и тяжесть трости. Я прокралась вдоль стены, заглянула в окно, на