С первой леди так не поступают - Кристофер Тейлор Бакли

* * *

— Я спрашивал себя, случится ли это, — сказал Бойс.

Бет положила голову ему на грудь.

— Ты знал, что случится.

Они лежали в постели, среди скомканных простыней. В коридоре, за двойными дверями, молча кипели от злости агенты Секретной службы. Был вечер пятницы, в субботу суд не заседал, и на Бойсовом командном пункте царила тишина.

— Где ты их раздобыла? — спросил Бойс, нащупывая под простынями пушистую, шелковистую вещь. Он поднял ее повыше, чтобы лучше рассмотреть.

— Правда, они ужасны? Я позвонила подруге в Лос-Анджелес и уговорила ее их купить. Не волнуйся. Она осторожна. Эта покупка не из тех, которые я стала бы афишировать, используя свою карточку «Американ экспресс». Так что теперь вопрос наконец решен.

— Не совсем. Теперь мы знаем, как ты выглядишь в открытых трусиках на норковом меху. Но так и не узнали, как бы ты выглядела в них тогда, когда училась на юрфаке.

— Еще более нелепо, чем сейчас.

— Даже не верится, что сегодня ты пришла в них в суд. А что, если бы тебе понадобилась срочная медицинская помощь, привезли бы тебя в больницу, положили на операционный стол — а на тебе эти штанишки? Какой заголовок в газете!

Бет прижалась к нему.

— Ты был бесподобен.

— Ты и сама не оплошала.

— В суде! Не обольщайся.

— А-а. Ну, а как тебе было со мной сейчас?

— Гм, ничего, терпимо.

— Твой счет только что вырос на миллион долларов.

— Ты был изумителен. Как бог.

— Скидка десять процентов.

— Совсем как в былые времена.

Странно было предаваться любви с некогда близкой партнершей после четвертьвекового перерыва. Бойс удовлетворенно перебирал в уме метафоры. Может, это все равно что выпить выдержанного вина из старых погребов? Или, скорее, — все равно что войти в сад, где виноград созрел и превратился в…

— Журналисты утверждают, что всё кончено, — сказала Бет.

— Журналисты не присяжные. Но ты же слышала, что сказал Влонко. По-моему, я еще никогда не видел его таким довольным.

— Влонко, — сказала Бет. — Ясновидец, читающий чужие мысли.

— По его словам, присяжные шесть, семь, десять и тринадцать то и дело кивали, когда я допрашивал Бернама.

— Тринадцатый — это…

— Детский нейрохирург-гомосексуалист немецкого происхождения. Субъекта более строгих правил просто нет в природе. И даже он кивал. — Бойс удовлетворенно вздохнул. — Не хотелось бы сглазить… боги круглые сутки начеку… но, по-моему, нам удастся закрепить успех. По-моему, дело идет к оправданию. Мало ли что, чем черт не шутит, но, по-моему, тебя признают невиновной.

Бет дотянулась до пачки сигарет и закурила.

— А потом я хочу снова начать строить свою жизнь, — сказала она. — Только не так, как прежде. Самостоятельно.

— Ты молода.

— Более или менее.

— Привлекательна.

— Более или менее.

— Умна.

— Будь я умна, не влипла бы в эту историю.

— У тебя хватило ума нанять хорошего адвоката.

Бет приподнялась на локте и повернулась к Бойсу. Она сияла от возбуждения.

— Бойс, я хочу дать показания.

— А?

— Хочу дать показания.

— Что ты куришь — сигарету или косяк? Ты спятила?

— Нет, я хочу дать показания.

— Я не намерен это обсуждать.

— Почему?

— Эта затея настолько безрассудна, что даже не поддается осмыслению. Выиграть это дело — задача непростая. Может, ты заметила? И если мы его выигрываем, это еще не значит, что можно забивать себе голову безумными идеями.

— Дело ты ведешь блестяще. Я первая это признаю. Знаю, ты всю душу вкладываешь в свою работу. Но люди по-прежнему считают меня убийцей. Слышал, что сказали сегодня по телевизору?

— Какая разница, что думает публика? Найми агента по связям с общественностью. Как его там? Нейлора, представителя Бабетты. Он и Саддама Хусейна смог бы выставить Санта-Клаусом.

— Спасибо. Деликатности тебе не занимать.

Перемени тему, быстрее!

— Надо попить водички. Ох уж эти гостиницы. У меня во рту просто пустыня Мохаве.

Бойс отправился на поиски воды. Голова у него шла крутом. Поразительно. За двадцать пять лет политической деятельности человек превращается… в политикана. С нее еще не сняли обвинение в убийстве, а она уже планирует возвращение в политику. О чем она только думает? Да она вообще ни о чем не думает, как и двадцать пять лет назад, когда вышла за Бога Войны. Мини-бар. Там должна быть вода. Охлажденная дорогая вода из какого-нибудь источника в Финляндии или Уэльсе, такая чистая, что в ней можно промывать контактные линзы.

Бойс вернулся с маленькой бутылочкой воды за девять долларов и снова лег. Он крепко прижался к Бет. Ее тело было уже не таким чутким и податливым, как минуту назад.

— На перекрестных допросах персонала, — сказала она, лежа спиной к нему, — ты выставил меня сущей стервой. Леди Бетмак.

— Ну и что? Главное — это поможет тебе избежать приговора за убийство.

Она повернулась к нему лицом.

— А что толку? Меня оправдают, а все по-прежнему будут считать, что я виновна. И что я — настоящая Джоан Кроуфорд среди первых леди.

— Что толку, если тебя оправдают? Не считая того, что ты не просидишь всю оставшуюся жизнь в федеральной тюрьме? Или избежишь смертной казни? Сложный вопрос. Надо подумать.

— После этого мне нужно будет как-то жить.

— М-да, тебе легко угодить.

— Если я дам показания, то смогу доказать, что я не только не убийца, но и не первая стерва.

— Послушай меня: присяжные, возможно, собираются признать тебя невиновной в убийстве. Уверяю тебя, это и есть наша главная цель. Единственная цель. Ведь оправдание значит, что ты никого не убивала.

— Нет, это не так. Оно всего лишь значит, что я избежала наказания. Я стану О-Джеем Симпсоном первых леди. И что тогда прикажешь делать — постоянно околачиваться на общедоступных полях для гольфа в поисках настоящих убийц?

— Это лучше, чем в течение ближайших сорока лет работать в тюремной прачечной. Не говоря уже о смертельной инъекции.

— А что, если мне захочется продолжить общественную деятельность? Что, если захочется самостоятельно баллотироваться на государственную должность? В Сенат.

Бойс уставился на нее, но таращить глаза в полутьме не имело смысла.

— Бет, я знаю, тебе приходится несладко, всё это чревато стрессом.