Снегурочка для альфы - Снежана Альшанская

— Ты-то что тут делаешь? — в этот момент он замечает Богдана. — Ясно. Не буду вам мешать.

Он разворачивается в желании уйти, но я хватаю его за рукав.

— Это ты что тут делаешь?

— Лечу в Вильнюс, — спокойно отвечает он. — На работу. Надеюсь.

— То есть ты просто так решил сейчас полететь в Вильнюс?

— Да. После того, как ты ушла, подал резюме по объявлению. Они ответили через пару часов. Сказали приехать. Даже билет мне купили.

— И ту женщину ты не знаешь, — кивком указываю на разговаривающую с Богданом Бланку.

— Впервые вижу.

— Ах ты же…

Моя рука словно оживает, дергается вперед и бьет Юрия по щеке.

— За что? — хватаясь за больное место, спрашивает он.

— Ты в сговоре с теми, кто хочет меня убить! И ты здесь встречаешься с ней!

— Ты пьяная, что ли? Или сумасшедшая? Сказал же, лечу в Вильнюс. Вот, — он достает из кармана билет, демонстрирует его мне. — После того, как ты мне отказала, я решил что-то кардинально поменять в жизни. Вот и все. Я пойду. А то твой муженек еще кусаться начнет.

Я ударила его снова.

— А это — за муженька.

— Сумасшедшая ты женщина. Может, и хорошо. Что у нас ничего не вышло. — фыркает он, берет сумку и идет прочь.

Я смотрю на Богдана, тот все так же разговаривает с Бланкой. Наверное, и не заметил нашей с Юрием перепалки. О чем он говорит понятия не имею, но ведет он себя спокойно. Хоть в его тоне так и чувствуется угроза.

Подхожу к нему, он смотрит на меня, и его разъяренное лицо тут же успокаивается.

— Подожди минуту, — говорит он мне.

Я сажусь на лавочку рядом с двумя чернокожими с громко смеющимися над чем-то своим мужчинами. Смотрю на Богдана, и мне не терпится узнать, о чем они говорят. Может, надо было подозвать его, как только увидела Юрия? Но если тот сказал правду и ни в чем не виноват, а Богдан тут же вспылит…

Не умею мгновенно определять, лжет человек или нет, но, по-моему, Юрий говорил правду. Оглядываюсь в поисках последнего, но того нигде нет. Может, уже успел зайти в самолет, или пьет кофе в одной из бесчисленных здешних кафешек.

— Пошли, — внезапно слышу голос оборотня над головой.

— Что она сказала?

— Она не виновата, и я ей верю. Почувствовал бы по запаху, будь что-то не так. А ты видела того типа из больницы.

— Он, кажется, тоже.

— Поговорить бы с ним, но, кажется, его уже тут нет. Кто-то нас отвлек. Вопрос — от чего.

Богдан злится. По его лицу так и скользит желание на кого-нибудь набросится. Вижу, что он едва себя сдерживает. Беру его за руку, и он сильно сжимает её. Кажется, что кость вот-вот треснет.

— Извини, — бормочет он и отпускает. — Не могу себя контролировать. Идем на улицу.

По пути он оглядывается по сторонам, будто ищет кого-то. Всматривается в каждого, кто проходит мимо. В пожилую семейную пару, двух девушек, снимающих друг друга на смартфоны, мужчину в деловом костюме с дипломатом. Кажется, что он вот-вот бросится на первого попавшегося человека, чтобы согнать злобу. Я сильно держу его за руку, но понимаю, что не удержу.

Но он останавливается рядом с выходом аэропорта, какое-то время смотрит мне в глаза, будто пытается там что-то разглядеть.

— Что? — спрашиваю у него.

Но он молчит, лишь смотрит. А затем хватает меня за плечи, прижимает к себе и целует. Гомон вокруг в этот миг будто исчезает, и кажется, что посреди огромного здания аэропорта стоим лишь мы вдвоем. Его язык скользит по моим деснам, вызывая желание побыстрее найти укромное местечко.

— Кто-то играет со мной, — шепчет он мне на ухо. — Даже не знаю, зачем ему это. Зачем он привел нас сюда. Я должен его найти. Черт возьми, должен. Ты не будешь оглядываться всю жизнь в поисках опасности. Обещаю.

Я ему верю. Сама не знаю почему. Глубоко в душе хочется попросить Богдана увезти меня отсюда, хоть на край света, и пусть хоть весь мир сгорит. Но часть меня понимает, что это не выход, и я всю жизнь буду видеть в каждом прохожем врага.

— Поехали отсюда, — говорит Богдан.

Мы садимся в машину, он заводит двигатель. Его телефон тихо пищит, он вынимает его, смотрит на экран.

— Черт! — кричит оборотень, ударяя руками по рулю с такой силой, что кажется тот вот-вот разломается.

Богдан выходит на улицу, бьет ногой по колесу, матерится во весь голос, как пьяный грузчик.

— Что произошло? — бросаюсь к нему, но он смотрит на меня нечеловеческим, звериным взглядом.

— Не подходи.

— Что случилось? — смотрю на его лицо, превратившееся в гримасу боли и злости. Он стоит и громко дышит, кажется, что вот-вот обратится.

— Танюшку похитили, — отвечает он.

***

— Как похитили?

Я не могу поверить в слова Богдана. Кажется, что это какой-то дикий кошмар, который должен вот-вот закончиться. Что за уродом нужно быть, чтобы похитить маленькую девочку?

— Андрей отпустил её в туалет, она не вышла.

— Как можно не выйти из туалета? — спрашиваю я. — Не могла же она сквозь землю провалиться?

— Не знаю! — кричит Богдан. На его лбу появляется испарина. — Вот зачем мы здесь. Кому-то нужно было отвлечь меня, чтобы её похитить!

Оборотень громко матерится, бьет по машине ногой настолько сильно, что кажется. Она вот-вот развалится.

— Что-то случилось? — спрашивает подошедший к нему работник аэропорта.

— Отстаньте! Все! Просто уйдите!

— Мне придется позвать охрану.

— Зови кого хочешь! Только свали отсюда!

Богдан возвращается в машину, сжимает руль так сильно, что тот трещит.

— Я дурак! Последний дурак! Не мог об этом подумать.

— Похитители хотят выкуп?

— Понятия не имею чего они хотят, — он заводит машину, выезжает с территории аэропорта. — Мне нужно туда.

— Я с тобой, — говорю ему.

Машина не едет, летит. Иногда едва-едва Богдан избегает столкновения с другими автомобилями, чуть не сбивает переходящего дорогу человека. Он злобно сопит, его лицо переполнено злобой.

Я вжимаюсь в кресло и слушаю зловещий стук собственного сердца. Ладони потеют, пальцы нервно сжимают колено. Черт возьми, как она могла просто взять и исчезнуть? Её похитителю пришлось не только не дать девочке позвать на помощь, а и как-то вывести её.

Блин, в голове не укладывается. Кажется, что вот-вот выяснится, что это неправда.

Въехав в город, попадаем в пробку. Богдан сигналит, высовывается из окна, матерится. А я сижу и плачу. Может, не убегай я тогда, с девочкой было бы все хорошо.