Орхидея с каплей крови - Наталия Николаевна Антонова

ни при чём. Просто Игорь вбил себе в голову идею сделать из меня ювелира. Но какой из меня ювелир, посудите сами, – Влад вытянул вперёд руки ладонями вверх.

Белозёрский пожал плечами, а про себя подумал: «Время покажет». Подумав, он всё-таки спросил:

– То есть вы утверждаете, что абсолютно равнодушны к драгоценностям?

Шафардин посмотрел на него удивлённо и уточнил:

– Вы имеете в виду, нравится ли мне их носить?

– Нет.

Шафардин подождал, что адвокат скажет дальше. Но тот молчал, тогда Влад проговорил:

– Если вы хотите узнать, нравилось ли мне дарить украшения Жанне, то я отвечу: да. Хотя я не мог дарить ей вещи, которых она была достойна.

– А Жанна любила украшения?

– Любила, – тотчас ответил Влад. – Но это уже третий вариант.

– То есть? – на этот раз удивился Ян.

– Она не особо любила их носить. Никогда не обвешивалась ими, как новогодняя ёлка.

– Тогда что же?

– Жанна любила их придумывать! У неё был специальный блокнот, с которым она никогда не расставалась. Полиция изъяла этот блокнот, – грустно проговорил мужчина.

– Вам непременно вернут его, – заверил подзащитного адвокат.

– Когда? – недоверчиво спросил Влад.

– Когда закончится следствие.

– Я не верю, – обронил Шафардин грустно.

– В то, что закончится следствие, или в то, что вам вернут блокнот? – уточнил Ян.

– Ни в то, ни в то.

Белозёрский хотел возразить, но Шафардин не дал ему открыть рта:

– Нет, я, конечно, верю, что следствие когда-нибудь закончится и меня посадят.

– Чушь!

– А вот блокнот точно заныкают.

– Вы говорите глупости!

– А вы хотите убедить меня в том, что наш суд самый гуманный в мире? – усмехнулся подзащитный.

– В обязанности адвоката входит не убеждать, а защищать. Чем я, собственно, и занимаюсь. А вы вставляете мне палки в колёса.

Шафардин пожал плечами.

– Простите, господин адвокат, я не хотел вызывать ваш гнев.

– У меня есть к вам ещё один вопрос.

– Только один? – изобразил удивление подзащитный.

– На сегодня да, – спокойно ответил Белозёрский и попросил: – Прежде чем я задам вам свой вопрос, сосредоточьтесь.

Шафардин насторожился:

– Я собран, как никогда, задавайте свой каверзный вопрос.

– Он не каверзный, но если Мирослава хочет получить на него ответ, то поверьте моему опыту, ей важна точность вашего ответа.

– Не томите! – взмолился подзащитный.

– Вспомните, когда вы только вошли в квартиру в тот день, не показалось ли вам тогда что-то странным?

– Странным?

– Настораживающим?

– Кажется, нет.

– Сосредоточьтесь. Может быть, что-то было не так, как всегда.

– Конечно! Раньше моя жена не лежала на полу в луже крови!

– Не то! – резко прикрикнул адвокат. – Вернитесь в своих воспоминаниях назад!

– Назад?

– Да. Вы только вошли в прихожую.

– Я позвал Жанну.

– До того, как позвали.

Шафардин прижал руки к вискам. Белозёрский увидел, что лоб его покрылся потом. Подзащитный молчал. Адвокат не нарушал натянутой до предела тишины. Вспоминал Шафардин долго и наконец проговорил, словно бы с трудом:

– Запах.

– Запах?

– Да, в прихожей пахло не моей туалетной водой.

– Какой?

– Не знаю. У меня никогда такой не было.

– Не мог ли во время вашего отсутствия приходить кто-то из знакомых?

– Я уверен, что нет. Жанна бы предупредила меня, если бы к нам кто-то должен был прийти.

– А если посетитель был неожиданным?

– У нас это было не принято.

– Бывают исключения.

Шафардин упрямо покачал головой.

– У меня появился ещё вопрос, – виновато проговорил адвокат.

– Так я и знал, – усмехнулся Шафардин.

– Хорошо, я задам его во время нашей следующей встречи.

– Нет уж, – сказал подзащитный, – задавайте сейчас.

– Не случалось ли чего-то подозрительного в семье Жанны?

– У Жанны нет семьи. Я уже говорил об этом! Её семья – это я!

– Но ведь были же у неё родители?! Мать! Отец!

– Мать и тётка умерли. Про отца ничего не знаю. Жанна как-то обмолвилась, что не помнит его, он ушёл из семьи, когда она была ещё совсем крохотной.

– Угу.

– Постойте, – окликнул Шафардин собравшегося уходить адвоката, – я говорил следователю об убийстве в парке домработницы Жанны.

– Да, да, – рассеянно обронил адвокат, думая о чём-то своём.

– Может быть, убийства Жанны и Иры как-то связаны?

– У вашей домработницы были подруги?

– Вроде бы были, – Влад задумался, – по крайней мере, Жанна упоминала об одной из них.

– Как её звали?

– Не помню. Вернее, мне кажется, что Жанна не называла её имени. Просто сказала, что Ира отпросилась на день рождения к подруге. Вам лучше спросить об этом у её сестры.

– Адрес сестры?

– Я вам дам адрес Иры. Вроде бы сёстры жили вместе.

– Хорошо, диктуйте.

Белозёрский не знал, известен ли Мирославе адрес домработницы и её сестры, вполне вероятно, считал адвокат, что при её способностях и настойчивости она уже вытрясла его из следователя.

Но на всякий случай запомнил адрес, названный ему подзащитным. Он не стал сообщать Шафардину, что ключи, которые якобы принадлежали их домработнице, на самом деле оказались дубликатом. Белозёрский считал, что избыточная информация может навредить душевному состоянию подзащитного, которое и так оставляло желать лучшего. Прощаясь с подзащитным, он вновь постарался вселить в него уверенность в скором освобождении. Сам он в этом не сомневался.

Шафардин кивнул, в его глазах промелькнул намёк на благодарность. Он осознал, что вёл себя с адвокатом, мягко говоря, по-свински. Ему хотелось хоть на кого-то выплеснуть всё горькое и злое, что накопилось в его душе с того момента, как он понял, что Жанны больше нет. А потом было его задержание. Вместо того чтобы искать убийцу Жанны, они, так он называл все правоохранительные органы вместе взятые, решили упрятать за решётку его и умыть свои грязные руки.

Впервые за всё время у Влада появилось ощущение, что адвокат сказал ему правду, и он выйдет отсюда. А о том, как жить дальше, он подумает потом…

Глава 17

Шафардин был неправ, считая, что следователь не занимается расследованием. Наполеонов им занимался, и особенно старательно после того, как подтвердилась версия о том, что дверь квартиры преступник открыл ключами, похищенными у домработницы Гурьяновой.

Однако невозможно было понять, как ему удалось незаметно завладеть её ключами.

– Не мог же маньяк, – вслух рассуждал Наполеонов, – убив домработницу, отправиться ночью в мастерскую по изготовлению ключей. Даже если предположить, что он сам умелец, всё равно он не мог уйти, оставив труп, чтобы вернуться через некоторое время с дубликатами. Это абсурд!

Он так и сказал Мирославе. Она согласилась с ним. Но ничего путного до сих пор не предложила. Это, конечно, его работа, но он втайне так часто надеялся на её интуицию, которую при этом никогда не признавал.