Сладкая история мира. 2000 лет господства сахара в экономике, политике и медицине - Ульбе Босма

того, как Рильё, судя по всему, бесплатно, посоветовал инженеру из немецкой Магдебургской пароходной компании адаптировать его систему к свеклосахарной промышленности. Немецкий инженер без зазрения совести продал идею своему работодателю, а тот, в свою очередь, продал ее фирме Cail&Cie. Эта компания объединила дизайн Рильё с дизайном своего аппарата под названием «тройной эффект»26. Это оборудование стало стандартным на самых продвинутых сахарных заводах, в то время как в Луизиане большую часть сахара по-прежнему варили в открытых котлах.

Сенсимонизм и борьба за отмену рабства

В начале XIX века дух промышленной эпохи нашел свое самое радикальное и красноречивое выражение в произведениях Анри де Сен-Симона, отводившего ведущую роль в политике инженерам, а государству – заметную роль в индустриализации. В Голландских Индиях в авангарде индустриализации, возглавляемой сенсимонистами, стояло полуправительственное Нидерландское торговое общество, являвшееся крупнейшим финансовым посредником колониального сельского хозяйства27. Это обширное колониальное предприятие было создано в 1824 году под эгидой короля Нидерландов, и ему была дарована монополия на транспортировку и аукционную продажу в Нидерландах тропических товаров, в том числе сахара. Инициатива государства объяснялась его стремлением увеличить доходность голландских колониальных владений и в то же время противостоять влиянию британских коммерческих интересов в Голландских Индиях.

На Кубе, на Яве и в Индии промышленники из Нидерландов объединили свои силы с богатыми и влиятельными представителями колониальной буржуазии и имперскими правительствами, чтобы вместе совершить промышленную революцию в колониях, где выращивали сахарный тростник. Во Франции высокопоставленные правительственные чиновники и промышленники пытались преодолеть консерватизм владельцев сахарных плантаций, решительно отвергавших внедрение вакуумно-выпарного аппарата и не готовых осваивать даже сахарные дробилки на паровой тяге28. Именно менталитет рабовладельцев во французской метрополии был в ответе за недостаток экономического прогресса в заокеанских владениях Франции, в то время как борьба за отмену рабства неразрывно сплелась с промышленным развитием29.

Связь между борьбой за отмену рабства и индустриализацией особенно подчеркивал Виктор Шёльшер, самый прославленный французский аболиционист, в 1848 году выступивший с речью против рабства во временном революционном правительстве. Шёльшер настаивал на необходимости всесторонней модернизации производства тропического сахара, с одобрением цитируя книгу Поля Добрэ «Колониальный вопрос с промышленной точки зрения» (Question coloniale sous le rapport industriel, 1841)30. Добрэ, служивший инженером на сахарном заводе в Гваделупе, полагал, что дробилки на паровом двигателе с их высокой скоростью экстракции с легкостью могли удвоить объем сахара, производимого на Французских Антильских островах. Но по большей части плантации были слишком малы для инвестирования в паровую тягу и, по словам Добрэ, срочно нуждались в отдельных центрах производства для обработки крупных объемов сахара. Добрэ восхвалял нидерландского короля Виллема, предвидевшего внедрение на Яве выпарного котла, и Огюста Винсента, плантатора, исчезнувшего на Реюньоне, за понимание эффекта масштаба и необходимости в инвестиционной деятельности банков31.

Чарльз Альфонс, граф де Шазель и плантатор на Гваделупе, первым установивший на острове оборудование компании Derosne&Cail, посмотрел на проблему производства сахара в колониях немного с другой стороны, но пришел к тем же выводам. Он проявил поразительную осведомленность в том, что поток африканских рабов сокращается, и дальновидность в том, что из освобождение уже совсем близко. Он выступал с довольно ясным предупреждением: не повторяйте ошибку, которая столь дорого обошлась британцам, прекрасным и умным новаторам во всех иных отношениях, но отменившим рабство, не имея возможности в полной мере заменить ручной труд машинным32. Де Шазель не хотел дожидаться отмены рабства. Он начал строить новый класс мелких фермеров, состоящий из рабов, которым в дальнейшем предстояло получить свободу и землю во владение. В то же время он завозил на остров европейских колонистов33. По сути, Де Шазель был на той же стороне, что и французские борцы за отмену рабства. Он верил, что индустриализация привлечет на остров искусных белых мастеров – представителей буржуазии, которых так не хватало в обществе плантаторов. Впрочем, и сам оставаясь плантатором, он не спешил тратить все свои деньги на белых иммигрантов. Он также выступал в защиту мер, которые обязали бы освобожденных рабов продолжать работать на плантациях, и настаивал на том, что «репрессивные формы регулирования бродяжничества срочно необходимы»34.

Де Шазель активно вовлекся в амбициозный проект по модернизации сахарной промышленности Гваделупы – и страшное землетрясение, поразившее остров в 1843 году, предоставило ему такую возможность. В ответ на запрос Министерства по делам колоний компания Derosne&Cail представила на рассмотрение план, нацеленный на индустриализацию переработки сахарного тростника на острове, и благодаря вмешательству зятя Дерона, банкира, это в конце концов привело к созданию Компании Антильских островов, или Антильской компании, обеспеченной частным и банковским капиталами. 27 апреля 1848 года – в день, когда во всех французских колониях отменили рабство, на Гваделупе работало двенадцать центральных заводов, двумя из которых владел Добрэ, а четырьмя – Антильская компания, директором которой был де Шазель35.

Французы избежали ошибки, допущенной англичанами на Ямайке, но все же не сумели предотвратить надвигающуюся катастрофу. Революция 1848 года повлекла за собой крах главных финансистов Антильской компании. К этому несчастью добавилось и то, что миллионы франков, отданные плантаторам в качестве компенсации убытков из-за отмены рабства, просто не дошли до поместий, попавших в глубокие долги, а сразу оказались в руках их кредиторов. Добрэ и большая часть его партнеров были разорены36.

Тем не менее, если бы не случилось землетрясения и вмешательства, оказанного правительством метрополии, а также сахарной индустрией острова и его банками, практически вся сахарная промышленность Гваделупы осталась бы в доиндустриальном состоянии. Она бы зачахла точно так же, как сахарная отрасль на Тобаго, когда на остров в 1847 году налетел яростный ураган, уничтоживший почти половину сахарных мельниц и повредивший остальные. Британия перечислила разрушенному острову £20 000 – безнадежно недостаточную сумму в сравнении с капиталом в шесть миллионов франков – эквивалентом £240 000 – которые удалось собрать Антильской компании. В результате примерно шестьдесят сахарных поместий на Тобаго производили меньше, чем четыре завода компании на Гваделупе37. Если бы дела у Антильской компании пошли лучше, то все французские сахарные колонии могли бы очень быстро двинуться в том же направлении, в каком пошли Куба и Ява. Но случилось иначе, и консерватизм плантаторов в сочетании с недостатком капитала заставил их искать промежуточные технологии.

Промежуточные технологии

Несмотря на то что многие плантаторы испытывали ужас перед социальными переменами и всячески избегали зависимости от милости промышленников и банков метрополии, они столь же отчаянно пытались удержать свои поместья на достойном конкурентоспособном уровне. Если к середине 1840-х в Луизиане издавался журнал DeBow’s