Другой Синдбад - Крэйг Шоу Гарднер

— Уук! — Она часто дышала от вожделения. — Уук! Уук! Уук!

Но, как ни странно, я почувствовал, что верхнюю часть моего тела на миг оставили в покое. Хотя ноги ее продолжали шарить по воздуху, пытаясь погладить меня, руки королевы на время оказались заняты расстегиванием сложных пряжек и завязок, похоже совершенно необходимых в одежде любых женщин.

Это, понял я, моя единственная надежда на спасение; и страх мой должен мне помочь. Пока внимание королевы было отвлечено, я вскочил и побежал.

— Уук! — вскричала она, когда я проскочил мимо нее. Последнее, что я увидел, — как она пытается выпростать руки из-под своих многочисленных покрывал. — Скрии скрии скрии!

Во всяком случае, я помчался еще быстрее. Судя по этим «скрии-скрии», у меня создалось впечатление, что, если королева поймает меня теперь, ее домогательства станут лишь еще более откровенными.

Я добрался до двери и откинул засов движением столь ловким, что даже сам удивился. Вскоре я уже открыл дверь, на удивление эффективно подгоняемый страхом, и стремительно карабкался по трапу, ведущему наверх.

— Уук! — раздался первый из множества воплей за моей спиной. — Уук скрии уук! — К несчастью, вопли эти не затихали по мере моего удаления. Королева управилась с одеянием и пустилась за мной в погоню.

Я толчком отбросил крышку люка, ведущего на палубу, и пулей вылетел наружу. Учитывая скорость, с которой я появился на сцене, мне показалось, что все, кто был наверху, и обезьяны, и люди, застыли на полушаге. Но я в этот первый миг увидел их всех сразу: обезьяний капитан; его угрюмая команда, так мало отличающаяся от матросов — людей, покинутых мной столь недавно; торговец Синдбад с двумя слугами по бокам; мудрый, но несколько бестолковый Малабала; и Кинжал и Шрам, стерегущие паланкин Фатимы. Ах, милая Фатима! Если бы только я мог как-то извиниться за свои импульсивные поступки! Но как вы можете извиниться перед кем-то, если вас ему даже не представили?

Я слышал тяжелое дыхание на трапе позади себя, время от времени прерываемое ууканьем.

И эти «уук», казалось, разом разбудили всю обезьянью команду. Я услышал вокруг дикий рев, и свирепые матросы кинулись ко мне.

Итак, не будет никаких извинений, и стоять тоже некогда, если я хочу избавиться от горилльей любви. Вместо этого я пулей промчался по палубе и полувывалился, полувыпрыгнул за борт. Пожалуй, на этот раз я падал немножко слишком быстро. И все же, решил я, лучше что угодно, чем амурные приставания королевы обезьян. Даже неизвестность, ожидающая внизу, среди волн.

В действительности, учитывая мою полную бездарность в смысле плавания, судьба моя, пожалуй, была более чем известна. И у меня, похоже, было время обдумать эту самую судьбу, поскольку оно, время, для меня настолько замедлилось, что казалось, будто я повис в воздухе у правого борта возле носовой оконечности корабля на какой-то нескончаемый миг.

Вися там, я думал о прежних своих встречах с морской нимфой и о том, как она сказала, что в третий свой визит к ней под воду я могу остаться там навсегда. Бывает участь и похуже, решил я, чем вечно обитать под волнами в компании нимфы. Но я понимал, что у моряков, как у людей, так и у обезьян, может быть другое название для того, кто навеки остался под волнами, и название это — утопленник.

Тогда, возможно, это приостановленное время дано мне специально, поскольку это последний миг моей жизни, чтобы я успел прочесть последнюю молитву, прежде чем вода сокроет меня.

Но, как ни странно, я, казалось, не приближался к воде. Наоборот, я словно бы удалялся от нее, как будто что-то ухватило меня за пояс и тянуло ввысь.

Сначала я подумал, что мне посчастливилось удостоиться одного из заклинаний Малабалы, но, взглянув на обезьяний корабль, оказавшийся теперь подо мною, увидел, что маг был, казалось, единственным из всех людей и обезьян, кто не смотрел в небо и не указывал на меня, а, похоже, продолжал переводить что-то публике, которая его больше не слушала.

Следующей моей мыслью было, что гигантская Рух снова вернулась и похитила меня. Но разве смогла бы птица столь огромная, у которой каждый коготь был с меня величиной, так искусно сманеврировать, чтобы ухватить меня за пояс? Итак, ничего не поделаешь. Мне придется извернуться, чтобы увидеть, что происходит надо мной. Я, насколько мог, изогнул спину и шею.

Никаких сомнений быть не могло. Что-то действительно держало меня за пояс и поднимало в небо. Но при виде истинной причины происходящего дыхание застыло в моей груди.

Существо надо мной, с одной стороны, безусловно, было птицей, поскольку оно держало меня золоченым когтем, находившимся там, где подобало бы быть, и было с ног до головы покрыто ярко-желтым оперением. Далее две руки существа, хотя и оканчивались каждая преизящнейшей кистью, также по всей длине были оперены и использовались как крылья, ловя воздушные потоки высоко над океаном. Но хотя это создание было отчасти птицей, тело его было во всех иных отношениях человеческим, и это была прекрасная, изящная женская фигура, ни по форме, ни по размерам не отличавшаяся от стана нимфы, которую я встретил под водой.

— Вот так, человек! — прокричала мне женщина-птица сквозь свист ветра. Голос ее был мелодичен, каждое слово звучало отдельной нотой. — Ты сможешь отблагодарить меня, когда мы доберемся до моего гнезда!

И моя спасительница отвернула от меня голову и с удвоенной энергией замахала крыльями. Я посмотрел вперед и увидел, что мы направляемся к острову, и что посреди этого острова стоит огромная мрачная скала, столь высокая, что вершина ее терялась в облаках. И, поскольку мы поднимались все выше, я понял, что именно в эти облака и несет меня моя избавительница.

Итак, я висел в небе, много выше, чем если бы забрался на самый высокий минарет во всем Багдаде. Странное умиротворение снизошло на меня здесь, столь высоко над миром. Сюда не доносились ни гул моря, ни шумные споры обезьян и людей. Здесь были лишь чистый холодный воздух и свист ветра, перемежающийся ритмичными взмахами крыльев женщины-птицы.

Я снова глянул вниз и увидел, что корабль обезьян тает вдали. Корабля, на который изначально был оплачен мой проезд, нигде не было видно. После того как мы оказались во власти обезьян, наши человеческие капитан и команда, должно быть, сразу пришли к взаимопониманию и удрали подальше от такого соседства так быстро, как только смогли.

Зрение мое затуманилось, поскольку мир вокруг побелел. Мы влетели в облака. Воздух тоже стал холоднее, и я чувствовал, как студеная влажность забирается мне под одежду.

Перед нами неясно вырисовывалась огромная черная скала. Это была горная вершина. Женщина-птица издала высокий пронзительный крик, словно приветствуя родные скалы, и мгновение спустя крик ее эхом возвратился обратно, будто камни в свой черед приветствовали ее.

Мы, кажется, снижались, хотя в этом облаке трудно было точно судить о расстояниях и углах. Я снова извернулся, чтобы взглянуть на свою спасительницу. В этом приглушенном свете ее оперение, казалось, светилось тусклым оранжевым огнем, будто факел, пылающий в тумане.