Восточная миссия - Сергей Бортников

Младшенькие девочки, Варя, которой недавно исполнилось шесть, и восьмилетняя Марийка, дружно захлопали в ладоши, хотя еще прошлой осенью усвоили, что дары леса небезопасны – тогда пятеро их подружек, отравившись, надолго оказались на больничных койках, две так и не поправились.

Главе семейства, поджарому бородачу лет сорока, тоже хорошо был известен этот факт, поэтому он грустно улыбнулся и сразу перевел разговор на другую тему:

– Продотряды опять лютуют. Вчера у Прокопа последний мешок зерна забрали. А у него шестнадцать душ на иждивении.

Супруга укоризненно вздохнула:

– Мы же договорились, Ваня, не при детях.

– Эх, как-то оно будет, – устало вздохнул тот. – Завтра пойду на речку. Может, словлю хоть пару карасиков.

– Я с вами, тату! – то ли попросил, то ли просто уведомил отца о своих намерениях Алеша.

– И я! – присоединился к ним Андрей.

3

Дождя не было давно. Отсутствие влаги в такую пору обычно радовало крестьян, помогало сохранить собранный урожай. Однако теперь беречь было нечего – практически все зерно реквизировала власть. И устойчивая погода только усиливала раздражение людей, потерявших всякую надежду на сытую зиму.

Поднимая за собой столб пыли, по узкой грунтовой улочке бодро шагал небольшой отряд красноармейцев во главе с шустрым старикашкой, худым, сутулым. За людьми плелась кобыла, тянувшая воз, на котором лежало несколько полных мешков.

– Сюды, будь ласочка, сюды. Он в той хате живет куркульськая морда, – согнувшись в три погибели, ворчал пожилой поводырь. – Я сам вчера видел, как он запихивался гречкой. С мясом!

Командир отряда, высокий, ладный мужчина с клиновидной, как у вождей, бородкой, пронизал его колючим взором и тихо приказал:

– Стучи, Кондратьевич!

– Клименко, открой! – завизжал старик.

– Незаперто! – донеслось изнутри.

Молодой красноармеец поспешно толкнул дверь.

Сразу за порогом стоял Иван.

– Выйди, – совсем по-граждански распорядился командир.

– Чего тебе?

– Хлеба много прячешь?

– Так… Лишь бы с голоду не сдохнуть!

– А постановление партии-правительства читал? Все до последней крошки – в закрома Родины!

– У меня – шестеро детей.

– У других по десять-пятнадцать, и ничего, живут.

– Заберешь хлеб – забирай и их!

– Ты меня на жалость не бери. Добровольно выдашь, али как?

– Что тебе сказать, начальник? Ищи!

– Смотри: найду – хуже будет!

Солдаты, не дожидаясь приказа, пошли в сторону хлева.

Кондратьевич опять вырвался вперед, чтобы услужливо приоткрыть перед ними покосившуюся дверь, еле державшуюся на одной петле.

– Здесь! – торжественно ткнул пальцем вниз.

Красноармеец вонзил в утрамбованную землю штык, потом еще раз и еще – пока железо не уперлось во что-то твердое.

– Бери лопату! – глядя прямо в глаза хозяину, велел командир отряда.

– Кому надо – пусть тот и берет, – спокойно парировал Клименко.

– Ох и доиграешься ты, Иван Гаврилович… Василий!

– Я!

– Рой!

– Есть!

Смачно выругавшись, солдат схватил стоявшую в углу лопату и начал раз за разом вонзать ее острие в землю. Вскоре там показался небольшой чемоданчик. Когда его открыли, все ахнули: там лежала старая рваная детская одежда, уже не подлежащая ремонту…

– Уходим, – разочарованно бросил бородач.

Красноармейцы друг за дружкой потянулись со двора, выстраиваясь в шеренгу на пыльной улочке.

И только старик не угомонился. Приподнялся на цыпочках и прошептал в ухо командиру:

– В саду надобно бы глянуть, Яков Самуилович. Там, где грунт рыхлый.

– Вася! – грозно приказал тот.

– Я!

– А ну-ка копни поглубже под черешней.

Боец нехотя схватил изрядно поднадоевший за последнее время инструмент, натерший не одну мозоль на солдатских ладонях, и медленно начал рыть яму. Вскоре на ее дне показался деревянный ящик… Когда его извлекли на свет и взломали, Кондратьевич торжествующе крякнул:

– А я что говорил!

В отличие от старика, Яков Самуилович воспринял находку без особого восторга. По правде говоря, ему совершенно не хотелось оставлять без хлеба эту честную трудовую семью, но что поделать – служба есть служба. Смалодушничаешь, позволишь утаить мешочек-другой – сам отправишься в Сибирь.

– Скотину имеешь? – устало спросил командир.

– Нет… Всю сдал в колхоз.

– А птицу?

– Давно уже порубали.

– Завтра будем решать твою судьбу. Приходи на десять в сельсовет.

– Посмотрим…

– Что? Что ты сказал?

– Посмотрим.

– Я с тобой игры играть не буду. Не прийдешь – приведем силой. Ясно?

– Так точно, панэ-товарышу.

4

Вечером Иван, Андрей и Алексей Клименко отправилась, как и планировали, на рыбалку.

Вдоль единственной мощенной камнем дороги, бегущей через центр села к чернеющему вдалеке лесу и неожиданно обрывающейся на подступах к нему, собралось множество возов с продовольствием. Возле них вились усталые, отощавшие люди, все еще надеющиеся вернуть утраченное. Старики, женщины и дети, рыдая, падали под колеса, молили не забирать последнее… Но их никто не слушал…

Внизу, под высоким обрывом, на котором стоял крайний ряд деревенских хижин, местная речушка делала резкий поворот; вода в том месте бурлила, образовывая многочисленные воронки, уходящие своими корнями в бездонную пучину.

Иван Гаврилович расположился у роскошной ивы, к которой была привязана добротная, хорошо просмоленная, лодка. В былые годы он по вечерам разбрасывал с нее корм – через день по ведру пшеницы, приваживая таким образом крупных сазанов. По десять, а то и пятнадцать килограммов каждый… Эх, сейчас хоть бы десяток зерен!

Андрей стал по правую руку отца и первым забросил удочку, на крючке которой изворачивался тощий и бледный червячок.

Алеша опустился чуть ниже по течению и занял место на выходе из ямы.

Совсем скоро его поплавок задрожал и пошел под воду. Подсечка! И за миг на берегу уже трепыхался жирный серебристый карась.

– В кого ты такой везунчик? – удивился Иван. – Не успел закинуть – и на тебе!

– В вас, тато… Дывиться!

Отцовское удилище вдруг резко согнулось, и кто-то невидимый на конце натянутой лески рванул против течения в сторону прибрежных зарослей. Уже не одна рыба сорвалась здесь с крючка, запутав нехитрую рыбацкую снасть вокруг лежащих на дне многочисленных пеньков и коряг.