Последняя крепость - Юрий Никитин

Она прервала связь, Стивен развел руками:

– Не понимаю этот еврейский юмор.

– Это русский юмор, – поправила она.

– Какая разница, – возразил он. – Долженсуществовать только американский. Когда тортами в морду, на банановой шкуркевверх копытами…

Она вскинула брови, готовая возразить, но сообразила, чтоон, в свою очередь, ловит ее на стереотипы про американцев, замахнуласьшутливо:

– Америка нам не указ! Она нам – диктат…

– Диктат, – согласился Стивен.

Мария посмотрела пытливо, словно стараясь понять процентноесоотношение шутки и хвастливой правды, съязвила:

– Это потому, что дайте американцу точку опоры, он тутже положит на нее ноги?

– Вот такие мы архимеды, – согласился он снова.

Она не противилась его рукам, но и не отвечала, будтооставалась в своем мире. Но он настойчиво и терпеливо задействовал всеэрогенные зоны, ее тело из холодной мраморной глыбы медленно превращалось втеплый воск. Наконец он ощутил, как под кончиками пальцев, разделенных лишьтонкой кожей, прокатываются волны огня, даже дыхание ее невольно стало короткими горячим, она вскрикнула и, больше не сдерживаясь, обхватила его обеимируками.

После долгой паузы он с трудом выдохнул:

– Фу, теперь я понимаю…

– Что? – спросила она живо.

– Я догадывался, что если есть домашние хозяйки, тогде-то должны быть и дикие… Теперь я обнаружил, где…

Она стукнула его кулаком по груди.

– Это ты дикий. Посмотри, какие синяки у меня на руках!И что у меня с плечами… Всю меня задавил, гризли!

Она легко поднялась, стройная и так же хищно гибкая,неслышно пробежала через спальню, оставив дверь открытой, исчезла. Слышно, какударила тугая струя воды, донесся испуганно-счастливый смех…

Он лежал на спине, руки раскинул в счастливом блаженстве,едва не задремал, но прошлепали босые ступни, он поспешно поднял тяжелые веки.

Мария с хитрой улыбкой шла к постели, обнаженная, загорелаятак, что выглядит изящной статуэткой из темной меди, вдруг ожившей, и что у неена уме…

Он невольно засмотрелся на ее как циркулем очерченные груди,тоже покрыты загаром, хотя слабее, в каких-то случаях Мария загорает вкупальнике, в каких-то – без, а низ плоского живота без всякой интимной стрижки,как прекрасна эта нетронутая парикмахерами дикость!

Он пробормотал с восторгом:

– Знаешь ли, а ты в самом деле идеальная женщина…

Она засмеялась:

– Теперь я тоже это чувствую. Но, странно, как этопонял ты?

Он начал медленно загибать пальцы:

– Вот фразы идеальной женщины: прости, я была неправа!.. Милый, ты уверен, что выпил уже достаточно?.. Я не слишком многоразговариваю?.. Пойду-ка я на фиг!.. И самая важная: я решила с сегодняшнегодня ходить дома голой.

Она быстро возразила:

– Ничего я не решила!.. Просто очень жарко, и я думала,что ты спишь!.. Ладно-ладно, давай, я хочу послушать, в чем я еще идеальная!

– Давай, – сказал он, – лучше выпьем пива ипосмотрим футбол, ну его на хрен, этот магазин!.. Не говорила еще?.. Жаль…

– Скажу, – пообещала она. – Я в самом деле неочень люблю таскаться по магазинам. Что еще?

– Ты не мог бы снова шлепнуть меня по жопе?.. Да ну, непойдем сегодня гулять – рядом открылся отличный стрип-бар, зарулим туда?

Она расхохоталась и повторила очень серьезно:

– Милый, ты не мог бы снова шлепнуть меня по жопе?.. Дану, не пойдем сегодня гулять – рядом открылся отличный стрип-бар, зарулим туда?

Он тоже захохотал и, ухватив ее в объятия, повалил на себя,а она, упершись кулаками в твердую, как нагретая солнцем гранитная плита, егогрудь, отодвигалась, выгнувшись, как тонкая лоза. Он держал ее за бедра ичувствовал кончиками пальцев, как под ними струятся горячие потоки крови, кактам становится все жарче, пока его собственные пальцы не начали плавиться вэтой жаре.

Она хмыкнула и начала загибать пальцы:

– Ладно, а вот теперь признаки типичного американца: онгордится тем, что именно Америка победила Гитлера во время вьетнамской войны вИраке, он даже кока-колу пьет завернутую в бумажку, он переспал со своимпсихоаналитиком, он очень хочет похудеть, но не знает, у кого спросить как…

– Я знаю как, – возразил Стивен весело, –пусть поступит ко мне на службу. Из любого быстро аскариду сделаю!.. Ну-ну,какие там еще за нами отличительные признаки?

Она загнула следующий палец:

– Каждую ночь он ложится спать с Синди Кроуфорд, апросыпается с Вупи Голдберг.

Стивен многозначительно улыбнулся и взглядом дал ей понять,что с ним ну совсем не Вупи.

– Непринужденность озорной пьяной драки, – сказалаона педантично, – он всегда променяет на нудное судебное разбирательство.Еще он тщательно следит за уровнем холестерина на этикетке…

– Это да, – согласился он. – Мы – здороваянация. В здоровом теле – здоровый дух!

– Это от греков, – определила она. – Девизэллинов.

– Какой у нас сегодня день? – спросил он.

– Четверг, – ответила она.

– Слава Богу, – вздохнул он.

– А что тебя тревожит? – спросила она.

– Суббота.

Она вскинула брови, в глазах проступила неясная тревога.

– Тебе уезжать?

Он покачал головой:

– Я уеду только тогда, когда ты меня отошлешь. Хотянет, я не гордый европеец, я – американец! Я буду сражаться за тебя. Ипостараюсь тебе доказать, что именно я – лучший мужчина на свете.

Она загадочно улыбнулась, кончики ее пальцев ласковопробежали по его волосатой груди.

– Я с этим не спорю уже сейчас. А что у тебя ссубботой?

– У меня ни??его, – признался он. – Я боюсь,что… у тебя.

Ее брови удивленно приподнялись, он прямо взглянул в темнуюглубину удивительных глаз. Да, Мария, сказал он мысленно, я знаю, что в субботунастоящий еврей не включит стиральную машину, даже если нужно срочно постиратьзасраное белье или испачканную одежду, в субботу нельзя пойти в кино, как вселюди, даже ответить на телефонный звонок, а можно только тупо посмотреть на мобильник,но… не дать пальцу коснуться кнопки.

А чего стоит требование иудаизма, мелькнула мысль, чтоженщина обязана хотя бы раз в месяц окунаться в микву, ритуальный бассейн дляомовений, без этого мужчина не имеет права прикасаться к ней. В буквальном смыслеприкасаться, а не только ложиться с нею в постель. Возможно, в свое время этобыло хорошее правило, но миквы по-прежнему все те же: полтора на полтора метра,это что-то типа большого унитаза, когда там «омываются» многие женщины.