Тихий океан… лишь называется тихим - Александр Дёмышев

– Се-ре-да – чем-пи-он! Се-ре-да – чем-пи-он!

Многотысячная толпа скандирует чётко, как один огромный рот, эффект – сногсшибательный. Плакаты, букеты, возбуждённые лица, ухмыляющийся соперник смотрит в упор.

Витёк опускает глаза. Он видит пыль на полу. Маленькая серая пылинка перед ним. «Смогу ли?» «Пылинка, вероятно, упавшая с чьей-то подошвы – была ли она здесь вчера? Возможно». Вчера не возник повод так тщательно разглядывать пол. «Нужна мне эта победа?» «А завтра? Останется ли она, эта пылинка, завтра? Нет, завтра и ринг разберут, и пылинки не будет, ничего не будет… Ничего?». Витька поднимает глаза. «Небо будет всегда!» Сквозь крики и шум звучит гонг. «Да!» Пора.

Капитан бросается в атаку, нанося боковые: левой, правой. Мимо. Прямой правой в голову. Витёк ныряет под кулак и, вынырнув чуть сбоку от провалившегося соперника, вложив всего себя в удар, бьёт коротким правым хуком в левый висок Середы. Того аж разворачивает спиной к Витьке. Капитан медленно оседает на колени, его руки опускаются по швам и он валится носом в пыльный пол ринга. «Вот так!»

Воцарившаяся тишина режет уши. Всё как во сне. Зрители опускают руки. Нет плакатов, не видно цветов. Шок. Расплывшегося капитана медики тычут в нос ватой с нашатырём. Рефери поднимает Витькину руку. Новый чемпион Тихоокеанского флота спускается с ринга. Побледневшие зрители расступаются, освобождая дорогу новому кумиру, какая-то белокурая девчушка протягивает первый в Витькиной жизни букет. Робкие хлопки перерастают в овацию. Радость победы вытесняет все мысли из головы. Забытое небо провожает уходящего в раздевалку боксёра, а пылинка на ринге лежит рядом с поверженным соперником…

Вскоре стал Витёк личностью знаменитой. Сослуживцы гордились, что их товарищ – чемпион. Офицеры здоровались за руку, давали парню поблажки, отпускали в увольнение чаще других. В газетах печатали заметки с фотографиями. Старшинские лычки украсили Витькины погоны. Парень быстро освоил новую роль. Привилегии оправдывал тем, что «так положено», да и для тренировок нужно.

Как-то под вечер, вернувшись на корабль с одной такой «тренировки», заключавшейся в купании на городском пляже и заигрывании с местными девчатами, увидал чемпион земляка своего Костю. Тот заканчивал драить палубу, готовясь сдавать наряд. Налетели сослуживцы, в основном старших призывов – расспросить, что да как. Витёк обстоятельно поздоровался со всеми за руку. Растерявшийся Костя, стоявший последним, машинально протянул другу мокрую ладонь. Но земляк и не подумал её пожать, лишь бросил, брезгливо поморщившись:

– Иди-ка, вымой сперва палубу, затем руки с мылом, тогда и тяни.

Покрасневший Костя под хохот старослужащих, взяв тряпку, продолжил уборку. Больше он к бывшему другу не подходил.

Зима подкралась незаметно. Как часто бывает в прибрежных городах, осень, долго баловавшая бархатным сезоном, решила своеобразно пошутить. Спать ложились – стояло бабье лето, а проснулись – зима, самая настоящая зима, снеговиков впору лепить.

Работы у тральщика поубавилось, а свободное время использовал Витёк для подготовки к всесоюзному первенству ВМФ. В конце следующего лета в Киеве собирались выяснить отношения сильнейшие представители всех флотов и флотилий СССР. И всё же, когда замполит решил провести историко-патриотическую экскурсию по береговым укреплениям времён русско-японской войны, Витька не стал отказываться. Нужно немного развеяться, не боксом единым жив человек!

Кутаясь в бушлаты, они долго бродили по заброшенному промёрзшему форту, башенные батареи которого представляли собой целый подземный город. Под трёхметровой толщей бетона находились этажи помещений: снарядные и зарядные погреба, комнаты офицеров, казармы личного состава, лазарет, столовая, камбуз… Наконец, кульминация – проход через казематы, устроенные внутри скалы. Замполит предупредил:

– В казематах темно, двигаться гуськом, держась друг за друга, в сторону – ни шагу!

Топот матросских башмаков гулким эхом разносился по мрачным чертогам грозных укреплений, когда-то надёжно защищавших береговые рубежи. Тьма стояла – хоть глаз коли. В Витьке, идущим последним, взыграла вдруг гордость. Он отпустился. «А чего это Ласкин выдумал – в сторону ступить нельзя? Мы не из пугливых!» Шаг влево, ещё. Каменный пол словно выскочил из-под ног, и Витька улетел вниз метров с шести. Хлобыстнулся на спину так, что на миг сознание потерял. Лежал не в силах не только слово молвить, кончиками пальцев пошевелить не мог. Хлопок этот услышали, но на вопрос замполита:

– Все на месте?

Вначале неуверенно, затем всё громче звучали во мраке голоса:

– Да, все, вроде… Все, все.

Вскоре шаги удалились и голоса смолкли. Витёк лежал, проклиная тот миг, когда нарушил приказ. Наконец, чуть отдышавшись, он смог перевернуться на живот. Ныла отшибленная спина. Попробовал подняться – и дикая боль разорвала изнутри правую пятку. Пришлось двигаться ползком. Стиснув зубы, испытывал Витька на собственной шкуре то, что пережил, пробираясь к своим, сбитый лётчик Мересьев из прочитанной в учебке «Повести о настоящем человеке». Лишь к вечеру продрогший и одуревший от боли Витёк добрался до казармы, где хватившиеся пропажи командиры уже собирали на его поиски отряд. Чудом спасшегося матроса тут же отправили на командирском газике в гарнизонный госпиталь.

– Перелом ноги, обмороженные руки, множественные ушибы и воспаление лёгких. И это только основные диагнозы, – сокрушался на осмотре седовласый начальник госпиталя с тремя звёздами на погонах. – Ну, и букетик!

При слове «букетик» Витька с грустью вспомнил душистые цветы, подаренные симпатичной девушкой после победы на ринге.

– Товарищ капитан первого ранга, мне к первенству всесоюзному готовиться нужно; как бы поскорей выздороветь?

– Эхе-хе, товарищ старшина второй статьи! На полгодика о спорте можете забыть, это как минимум, если всё обойдётся.

Вот тебе и раз! Витёк загрустил. «И что меня понесло на эту дурацкую экскурсию? Нет, что меня понесло в сторону от тропы? Ведь ясно же замполит приказывал!» Парень поднял перебинтованную правую руку и долго пялился на неё, вспоминая, как не пожал протянутую ладонь земляка, да ещё и унизил того перед всеми. «Вот за что мне это наказание! Бог-то всё видит, поделом мне. Буду знать теперь, как зазнаваться».

Витька, опустив руку, уставился в окошко. Нечасто вспоминал он о Боге; по правде сказать, совсем редко – за всю жизнь можно по пальцам пересчитать, только когда очень уж прижимало. А когда отпускало – сразу забывал; а при случае мог и острую шуточку отпустить на счёт «опиума для народа». Сквозь низкие свинцовые облака пробивался тоненький солнечный лучик. «Нужно будет обязательно попросить прощения у Кости и больше подобных гадостей не творить. Зазнался – получай». Из задумчивого состояния вывела заглянувшая сделать очередной укол смуглянка, кареглазая медсестра.

– Правду говорят, вы – настоящий чемпион?