Тихий океан… лишь называется тихим - Александр Дёмышев

Виктор Александрович открывает глаза, поднимает голову. Взгляд пожилого мужчины стремится куда-то вдаль, сквозь безоблачную синеву, за блестящие золотом купола филейского храма. Туда, к небесам…

***

Посреди грохочущего цеха стояли двое. Мужчина с волевым лицом и невысокий подросток, опустивший голову с коротко стриженными русыми волосами. Мужчина пытался перекричать шум станков, втолковывая:

– Да не берут на флот с пятью классами, точно говорю! Раньше надо было думать; сколько раз я тебе про ШРМ* талдычил!

[*Примечание: ШРМ – школа рабочей молодёжи.]

– Ну, может по вашей рекомендации, как начальника моего непосредственного? Леонид Николаич, вы ж фронтовик! Послушают, поди, в военкомате-то?

Леонид Нагаров, бригадир испытателей авиационных стрелковых установок, инвалид войны, до сих пор не вылезший из потрёпанного армейского кителя, хлопнул по Витькиному плечу:

– И слушать не станут – порядок есть порядок! Чем тебя сухопутные войска не устраивают?

– Да устраивают, – тяжело вздохнул паренёк, – только я мечтал об авиации; ну, а если не авиация, то хотя бы флот… Что же, и выхода нет никакого?

Светло-синие Витькины глаза потухли. Нагаров хитро прищурился:

– Ну, как же? Выход всегда есть, или почти всегда! Думай, башка, думай.

– Да что тут придумаешь? – Витька, в сердцах сплюнув, поплёлся из цеха. Очутившись в родной избе, вытащил аттестат и уставился в казённую бумагу. Образование 5 классов. Он упёрся глазами в эту нарисованную чернилами цифру «5», как в спарринг-партнёра. Долго смотрел, напряжённо. И тут до него дошло. Парень поднял взгляд на приколотый к стене вырезанный из журнала портретик вождя народов, и озорная улыбка осветила лицо. «А вдруг узнает кто? Да ладно, где наша не пропадала; кому нужны они, мои оценки!»

Витька попробовал на обрывке газеты чернила: оттенок подходит. Пара минут и образование «повысилось». Цифра «5» легко превратилась в «6»*, а нарисовать оценки по недостающим предметам труда не составило.

[*Примечание: в те времена на флот брали минимум с шестью классами образования.]

И вот мечта о флотской службе превращается в реальность. Полторы недели в вагоне – путь через всю страну. Гармошка под перестук колёс – песни о любви и, конечно, о недавней войне. Забеги с котелком за кипяточком на станциях. Запахи угля, махорки и пота. Зелёные сибирские берёзки, серые вершины забайкальских гор.

Где-то за Улан-Удэ все пассажиры прилипли к окнам, чтобы воочию лицезреть достопримечательность – громадный бюст товарища Сталина на вершине горы. Наконец взорам вятских ребят предстал красавец Владивосток. Сопки, окружённые впервые увиденным морем; корабли на рейде; гомонящие стаи чаек над волнами… Всему дивились выросшие в лесных краях парни.

Вместе с Витькой на Дальний Восток прибыл его знакомец Костя Куртеев. Смуглый паренёк; крупные уши и нос на узком, но довольно симпатичном лице, чёрные кудри. Родом из деревни Малая Гора, что прилепилась на холме за заводом, рядом с филейским кладбищем. Ехали земляки в разных вагонах большого состава, не подозревая друг о друге. За весь долгий путь ни разу не виделись. И хоть в Кирове знакомство их было шапочным (оба вкалывали на 32-м заводе), но, оказавшись в одном учебном отряде за тридевять земель от родной Вятки, ребята крепко обнялись – так, словно все предыдущие годы были лучшими друзьями.

– Ну что, земеля, вместе долг Родине отдавать будем?

– Да! Попасть бы ещё на один корабль, вот!

На катере береговой охраны доставили новобранцев через пролив Босфор Восточный в учебный отряд, расположенный на закрытом для «всяких там гражданских» острове Русский. Тут многие деревенские пацаны впервые в жизни увидели постельное бельё, да и сами кровати оказались для большинства в диковинку. Деревянная лавка, полати или печь – вот на чём спали в крестьянских семьях. Да и сам Витька (почти настоящий горожанин) дома спал под лоскутным одеялом у печки на полу. А тут – железные кровати на скрипучих пружинах, да ещё в два этажа! А форма, форма какая красивая! Ради одной только морской формы не жаль два лишних года от молодости оторвать!*

[*Примечание: в сухопутных войсках служили три года, на флоте пять лет.]

Учебный отряд состоял из разных школ: электромеханической, связи, оружия и т.д. В каждой школе – несколько групп. В группе – по 24 матроса, изучающих одну специальность. Витёк попал в школу оружия, группу минёров. Помимо общих знаний, упор в учёбе делался на устройстве морских мин и способах борьбы с ними. Кроме занятий по специальности, строевой и физической подготовки, тренировались на большой 24-вёсельной шлюпке, ходя иногда до половины дня по морю на этом баркасе.

Нагружали прилично, а вот кормили – не очень, да и посуда была в дефиците. Длинный стол на 24 персоны сервировался тремя железными бочонками (каждый на восьмерых). Вначале из них раскладывали чумичкой (так здесь называли черпак) по жестяным мискам жидкую похлёбку. Освободившиеся бочонки дежурные тут же уносили на камбуз. Там повара, не удосужившись обмыть, набухивали в них второе (картошку или макароны), а затем и чай. Кружек в учебном отряде почему-то не водилось. Чай разливали в те же жестяные миски. Так и пили эту бурду – с остатками супа и второго. Поначалу некоторых воротило, но ничего, привыкли. Недаром в побеждённой Германии придумали точную поговорку: голод – лучший повар!

Тяжелей других пришлось Володьке Якушеву, смешному пареньку, наполовину русскому, наполовину татарину. Физически слабоватый, узкоплечий – тем не менее, обладал он круглым, постоянно урчащим животом. На спортивных занятиях, по команде, чуть не всей группой подсаживали ребята Якушева на турник, а тот болтался, как парус во время штиля, не в силах хоть раз подтянуться. При первой возможности, как только забрякали в кармане скудные гроши – матросская получка, побежал он в магазин и, накупив хлеба (на все!), набил брюхо. А после, повеселев, весь вечер смешил сослуживцев, дурачась и распевая весёлые татарские песенки. Однажды, найдя выброшенную штормом на берег рыбинку, запихнул её в карман. Придя же на обед, под удивлёнными взглядами сунул рыбку в котёл с горячим супом.

– Ты что, сдурел?!

– Ничего-ничего, она уже сварилась! – с этими словами положил он чуть подогревшуюся в супе сырую рыбину в миску и съел, как ни в чём не бывало. У ошалевших сослуживцев со смеху челюсти заболели.

Тем не менее, к осени даже Якушев смог пару раз подтянуться на турнике. Пропало его круглое брюшко, да и плечи стали шире.

Показывали молодым матросам фильмы о войне. Не в первый раз видел Витька на кадрах кинохроники знакомое лицо вятского паренька Гришки Булатова. Вот он, держа знамя, бежит к рейхстагу с группой бойцов; вот крепит стяг на крыше; затем все они салютуют Победе. А после на экране появляются другие воины в красивой форме, и диктор объявляет, что это они первыми водрузили знамя над Берлином. О Гришке – ни слова! Откуда в кинохронике взялся Григорий, почему о нём молчит диктор – политрук резко оборвал неуместные расспросы.