Застава «Турий Рог» - Юрий Борисович Ильинский

держал ленту, наводчик приник к прицелу. Ржевский схватил бойца за плечо:

— Не стрелять! Продолжать наблюдение.

Приземистый серый бронекатер носился по вспененной реке, поливая берег из пулеметов. Пули хлестали по густым зарослям, срезая коричневые метелки камышей, сочные стебли. Бойцы лежали в неглубоких окопчиках у самой воды.

— С превышением бьет матросня, — пренебрежительно произнес Седых. — Куда их начальство смотрит!

В дальнем окопе сидел Шарафутдинов, черные глаза горели.

— Товарищ замполит! Разрешите, я выдвинусь вперед, этих шайтанов с бронекатера успокою.

— В них еще попасть надо, — поддел Седых.

Шарафутдинов неприязненно поглядел на товарища:

— Дома в горах — горы у нас высокие — орлов снимал, овечек таскали. С одного выстрела. Я же снайпер.

— Без команды не стрелять!

— Японцы нас бьют, а мы в камышах отсиживаемся. Чего ждем? Пока всех перебьют?

— Катер в своих водах, — разъяснил Девушкин. — Уразумел?

Ржевский шел от окопа к окопу, Король, придерживая сумку с красным крестом, едва за ним поспевал. Увидев фельдшера, Петухов подмигнул Говорухину:

— Пишка! Конкурент прибыл, смотри, отобьет пациентов. Впрочем, одного, так и быть, покажем. Наган, кажись, лапу наколол? Будьте любезны, профессор, освидетельствуйте пострадавшего.

Король показал Петухову увесистый кулак.

— Свисток! Ботало[111] коровье!

Бронекатер дал несколько очередей, развернулся и исчез за поворотом. Над рекой повисла тишина.

Полдень, ни ветерка, время тянулось томительно медленно. Парило, гимнастерки пограничников взмокли: наблюдатели внимательно следили за сопредельным берегом, но ничего существенного не отмечали.

Ржевский забеспокоился — японцы ведут себя необычно, что-то замышляют, но что? Скорее бы начальник заставы возвращался.

Вечером замаскированный на сопке наблюдатель доложил: японцы сосредоточиваются на исходной позиции, пехота накапливается в лощине; очевидно, готовят повторную атаку, на флангах устанавливают пулеметы. Пограничники на берегу заметили движение в камышах, мелькнул темный нос лодки, Говорухин толкнул задремавшего Петухова.

— Вставай, Кинстинтин. Засуетились мураши[112].

— Встретим, — Петухов сладко зевнул. — Еще разок умоем.

— Смотрите, — окликнул Ржевского Шарафутдинов. — Офицер.

Ржевский встал с вросшего в илистый берег топляка, осторожно раздвинул камыши. На чужом берегу стоял японец и разглядывал советский берег в бинокль.

— Разрешите снять? — попросил Шарафутдинов. — Не промахнусь.

— Пусть смотрит.

— Жаль! Я бы его приземлил. Нахал, ананнес-ке!

— Нельзя, — повторил Ржевский. — Сбегай лучше к пулеметчикам. Пусть приготовятся к бою.

Шарафутдинов ушел. Над противоположным берегом взвилась желтая ракета, и тотчас японцы открыли шквальный огонь. Пули секли камыши, мягко шлепались в песок, пограничники не отвечали. Стрельба продолжалась недолго, когда огонь утих, Ржевский приказал старшине доложить о потерях. Данченко сообщил, что потерь нет.

— Сейчас пойдут, — уверенно сказал Петухов. — За огневой подготовкой всегда следует атака.

Но Костя ошибся, японцы вели себя странно, реку форсировать не пытались, затаились в прибрежном кустарнике, камышах. Ржевский пошел к руслу ручья, отсюда хорошо виден песчаный остров, долго смотрел в бинокль, но ничего подозрительного не обнаружил, здорово маскируются, черти! Укрылись в кустах; но почему молчат? Рассчитывают выманить нас, заставить ввязаться в бой на нейтральной полосе, увлечь за собой на сопредельный берег? Наивно. Советские пограничники не ступят на чужую землю даже в горячке боя. И японцы это отлично знают.

Покуда пограничники пытались разгадать замысел противника, в крепости Тун-Ян-Мо ответственный за эту часть операции офицер Квантунской армии звонил полковнику Кудзуки. Связь работала плохо, когда офицера наконец соединили, он доложил полковнику обстановку. Выслушав доклад, Кудзуки отчитал офицера, не стесняясь в выражениях. Досталось за инертность и гарнизонному начальству. Положив трубку, офицер почтительно поклонился телефонному аппарату и, вызвав командира сосредоточенного на исходных позициях усиленного батальона, приказал ему немедленно форсировать Тургу. В ответ на предложение ударить южнее, где, по данным разведки, пограничников меньше, визгливо закричал:

— Только здесь! Никаких отклонений от плана! Атакуйте русских непрерывно, пока не добьетесь успеха.

— Но идти в лоб на пулеметы…

— Вы пойдете в самое пекло и будете пробиваться, невзирая на потери. Таков приказ. Понадобится, получите подкрепление, если мало того, что имеете. Вам не хватает решительности и самурайского упорства. Атаковать! Атаковать непрерывно!

Результаты этого разговора сказались незамедлительно, ударила японская артиллерия, устремилась к реке пехота, из камышей вытаскивали лодки, в них прыгали солдаты, лодки отчаливали от берега, приближались к середине реки. Ожил и песчаный остров.

Солдаты выволокли из кустов и столкнули в воду два надувных плота.

Пограничники огня не открывали. С волнением смотрели, как вражеские лодки приближались к незримой черте границы, руки сжимали оружие, пальцы касались спусковых крючков, Данченко взял гранату, примерился; лодки еще далеко…

Солдаты усиленно работали веслами, на носу головной лодки, картинно подбоченившись, стоял рослый японец в офицерской фуражке.

Пограничники ждали приказа, Данченко бежал вдоль окопов и укрытий.

— Без команды не стрелять!

И вот прозвучала команда, Ржевский встал во весь рост, швырнул гранату, она разорвалась, не долетев. Из камышей ударил гулкий залп, второй. Застрочили пулеметы, закипела от пуль река, падали в воду убитые, кричали раненые, нарушители упорно рвались вперед. Две лодки с хрустом ткнулись в песок, японцы выскакивали на берег, карабкались по круче вверх.

— За мной!

Ржевский, размахивая пистолетом, кинулся навстречу врагам, за ним устремились бойцы, другую группу пограничников повел в атаку Данченко. С винтовкой наперевес он бежал к лодкам, за ним — Говорухин, Петухов, Девушкин; всех опередил проворный Наган, — метнувшись к лодке, он сбил с ног японского солдата.

В бой вступили артиллеристы, та самая пушечка, из-за которой у Петухова было столько неприятностей, с третьего снаряда подбила бронекатер, поддерживавший десант огнем пулеметов. Бронекатер загорелся, накренился, матросы прыгали за борт.

У самой воды на влажном песке кипела рукопашная схватка. Пограничники дрались отважно. Данченко, перехватив карабин за ствол, орудовал им как дубинкой, японцы, выставив плоские ножевые штыки, окружили старшину, пытаясь нанести смертельный удар. От вражеского берега одна за другой отчаливали лодки, но артиллеристы пристрелялись, и, едва лодки оказывались на середине реки, батарейцы накрывали их метким огнем.

Внезапно грянуло громкое «ура», к реке бежали бойцы во главе с Зимарёвым. Подкрепление ударило в штыки, закипела ожесточенная рукопашная схватка, через несколько минут нарушителей сбросили в воду.

Уцелевшие японцы прыгали в лодки, многие удирали вплавь. Шарафутдинов, утирая рукавом кровь с лица, тщательно прицелился, выстрелил, один из плывущих исчез, но и бойца настигла пуля, он выронил винтовку, упал.

Зимарёв подбежал к Ржевскому.

— Цел?

— А ты?

— Я в порядке…

Оба обливались потом, Зимарёв, задыхаясь, проговорил:

— Ну и вид у тебя!

Гимнастерка замполита висела клочьями, Ржевский удивился: не заметил, как порвал. Подошел Данченко, доложил о потерях. Четверо ранены, убитых нет. Японцы оставили на берегу девять трупов, бойцы собирают трофейное оружие. Бронекатер, подбитый артиллеристами, затонул.

— Той, що рыбаков пугал да по заставе постреливал. Старый