Святы и прокляты - Юлия Андреева

— Не, Ричарда я как раз хорошо помню, он мне чуть уши не отрубил из-за одной красотки. Это не он. Но кто? Вчера, когда о прошлом гадали, я его лицо где-то там увидал, молодое лицо... Не помню.

— Возможно, в Италии? Много там было новых людей. Может, вспомнишь, какая на нём одежда была или где эта самая встреча произошла?

— В Италии? А что в Италии? Первым помощником Фридриха в Италии был мой старый знакомый канцлер Вальтер фон Пальяра и бывший архиепископ Барри — тот, что открыл перед ним ворота Юбелингене в 12-м. Король ещё тогда пообещал ему архиепископство в Палермо, посулив, что разыщет, где бы тот ни был, а он, вот ведь молодец, сказал, что-де где же ему быть, как не в свите своего короля! И был же, паршивец! Был! Впрочем, этот реально дело своё знал и толковые вещи предлагал, да и по части охоты большим мастером слыл.

Третий по значимости в окружении Фридриха был наш ровесник племянник канцлера, сын его сестры, архиепископ Рейнальд фон Капуа. Ещё Томас фон Гаета — тот всё больше переговоры с церковью вёл. Да ещё Ричард-тамплиер — казначей, его настоящего имени так никто и не узнал. Но Ричарда мы уже вспоминали — не он.

По первости, мы — «мальчишки Фридриха», а после восшествия Его милости на престол основа лейб-гвардии — дичились этих господ. Потому как все они были людьми Иннокентия или Гонория — шпионами в нашем лагере. Возникали конфликты, некоторые перерастали в мелкие кровопролития. Один из наших, Ульрихом звали, так и вовсе предложил заколоть «пришлых» ночью, дабы уберечь любимого императора от них. Но когда этот план дошёл до слуха Фридриха, тот ворвался в нашу общую комнату и так надавал по зубам зачинщику, что на следующий день Ульрих счёл за благо срочно подружиться хоть с одним из «поповских лазутчиков».

Все мы в конечном итоге только выиграли, так как эти молодцы чуть что, писали или летели на личный приём к наместнику Бога на земле. Было у них такое право. Ни один из наших послов не мог с такой скоростью решать проблемы, как эта пятёрка доверенных лиц. Собственно, они же, не щадя живота своего, отсрочивали крестовый поход, о котором легко мечтать Папе, не отрывающему зад от своего трона, и трудно — Фридриху, занятому приведением в порядок огромной империи.

Нет, нашего гостеприимного хозяина не было среди этой достойной пятёрки! И я начинаю опасаться, не в клане ли врагов довелось мне лицезреть сию рожу?.. Ладно, о мирной жизни, наверное, ты лучше меня скажешь? А я ещё пораскину мозгами, где бы его мог видеть.

— Что же... — трубадур кинул взор на Константина.

Тяжело приходится мальчишке без младшей сестры!

Но ведь терпит: написал строчку, и зажал её указательным пальцем, точно гусеницу придавил. Почерк у парня некрасивый, но вполне читаемый — большое дело, оттого за ним и писарь, должно быть, переписывает без особых затруднений.

Вот интересно, а можно ли будет попросить Анну увидеть то прошлое, где хозяин замка покажет своё молодое личико? Ведь что если Вольфганг прав, и тот не друг, а враг? На какое дело употребит он составленную ими летопись? И что сделает с написавшими её людьми?

Фогельвейде отёр пот единственной рукой и принялся диктовать:

— Не знаю, понадобится ли это для летописи, но да решили же мы записывать всё, что знаем, так что внесу и свою скромную лепту.

На Сицилии, после того, как удалось переселить воинственных сарацин, воцарился мир, и Фридрих сразу же велел засадить богатые земли четырьмя разными сортами зерна, а так же сахарным тростником, льном, коноплёй... Туда же по его приказу были доставлены финиковые пальмы. С давнего времени Сицилия слыла житницей и последнее время не давала казне прибытку исключительно из-за поселившихся здесь разбойников.

Фридрих создал гарнизон из сарацин, которые уничтожили разбойников и занялись охраной переселенцев. Он перевёз их на Сицилию, предоставив жильё и всё необходимое для начала дела прядильщиков, а так же обработчиков шёлка. Он перестроил порты, повелел возвести огромные ангары, в которых купцы за небольшую плату могли оставлять свой товар под надёжной охраной. Предоставил необходимые привилегии для торговли с восточными странами городам Генуе и Пизе.

Всю полученную прибыль он пускал на постройку кораблей и подготовку моряков. Когда же оказалось, что на всё про всё денег по-любому не хватает, он прогнал генуэзцев из Сиракуз, отменил таможенные льготы и освобождение от портовых сборов во всех сицилийский портах. Так что пришлым приходилось теперь платить полную сумму. Всеми возможными привилегиями пользовались лишь сицилийские купцы и моряки.

Разумеется, это сразу вызвало недовольство, но Фридрих, разобравшись с Сицилией, уже отправился в Апулию. И тут все вдруг узнали, что Палермо отнюдь не станет главным городом империи, как можно было бы предположить... Всё!

— Что всё? — опешил готовый слушать и дальше оруженосец.

— Рыбу принесли! — облизнулся трубадур и первый подскочил к служанке, нёсшей огромное блюдо с жареной форелью.

Должно быть, дивный сон дожидался её, потому что едва Анна закрыла глаза, как он набросил на девочку свой плащ в знак покровительства, и в ту же секунду Анна взлетела, подхваченная ветром времени, чувствуя, как её затягивает в неведомый и прекрасный мир.

Теперь она узнавала компанию детей-крестоносцев, бредущую по германским землям и распевающую протяжные песни, написанные специально для них монахами ордена Святого Франциска. Анна встречала детей во сне и раньше: как-то во время гадания на голубях, вместо прекрасного Фридриха, перед ней возникли голодные лица оборванцев, ведомых неулыбчивым Николаусом. Иногда Анна ощущала себя одной из крестоносцев, чаще просто наблюдала за происходящим со стороны.

Она уже знала многих по именам. К примеру, апостола Павла — на вид ему было лет восемнадцать.

Несмотря на то, что Павел, или как он сам представился ей в одном из первых снов, Вольфганг Франц, был приписан к ближнему окружению божественного Николауса. Он в отличие от других апостолов пытался хоть чем-то помочь детям.

Буквально в конце первого дня пути от Кёльна самые маленькие начали проситься на ручки, и старшие честно несли их какое-то время, но... поход есть поход. В первые два дня Павел тащил на себе сразу двух уснувших на ходу малышей, потом пытался убедить Николауса в необходимости более долгих стоянок. Некоторых детей действительно посадили на телегу, украшенную огромным крестом, но обессиленных и больных всё равно осталось больше, нежели мест на телеге. И в конце концов упрямо несущий на себе как-нибудь уставших малюток, он научился отворачиваться, проходя мимо других таких же, упавших без сил.

Во время привала старшие, не отдыхая, отправлялись на добычу пропитания. Когда рядом была река, ловили рыбу. Пытались охотиться на мелкую дичь. Оказавшись вблизи какой-нибудь деревни или города, направлялись к жителям, прося накормить во имя Господа.

Время от времени Павел уговаривал чадолюбивых хозяек оставить у них обессиленных от голода, усталости и болезней малюток, а несколько раз прокрадывался в селения под покровом ночи и подбрасывал их на пороги домов. Никто не справлялся о судьбе оставленных малышей, Николаус предпочитал не вспоминать о них, будто бы не зная правды.