Маленькая ручка - Женевьева Дорманн

Сильвэну Шевире не было неприятно его июльское одиночество.

* * *

Как столбы вдоль железной дороги, дни и ночи с большой скоростью валятся друг на друга. Никогда на Шозе лето не было теплее, небо нежнее, море зеленее, окуни вкуснее, жизнь легче, Каролина красивее, а Сильвэн влюбленнее в нее. Магия острова вернула их друг другу: Сильвэна, отделавшегося от своего кошмара, и успокоившуюся Каролину.

Как ко всем владельцам приветливого домика у моря, друзья приходят к ним в большом количестве, сменяют друг друга, одни на день или на выходные, другие на неделю или больше, и при каждом приезде, при каждом отъезде в доме словно меняется атмосфера. Насыщается личностью одних и других и иногда жалеет об их отсутствии.

Этьен Шевире, любимый брат Сильвэна, приехал первым в последних числах июля. Он на три года старше Сильвэна. Он архитектор, художник, представитель богемы и душа общества. По-видимому, ничто не может нарушить спокойствия и хорошего настроения этого сорокатрехлетнего весельчака, которого легко ведут по жизни его разносторонние аппетиты. Жизнь для Этьена Шевире есть и должна быть вечным праздником, который он умеет организовать. Обжора, хохотун, любитель хороших вин и большой бабник, он приводит все вокруг себя в движение, как только появляется, предшествуемый звучным смехом, разгоняющим ворон печали. Более энергичный, чем, возможно, позволяет предположить его благодушный вид, Этьен находится в постоянном движении и сравнивает себя с голубыми акулами, которые умирают, когда перестают плавать. Он поднимается вместе с солнцем, чтобы пойти сделать наброски каркасов лодок в бухточке Трюэль, бежит маленькими шажками по дюнам, ныряет у Пор-Мари, плывет кролем до самого Канкалезского бакена и возвращается в дом, который только-только начинает просыпаться. Он сует свой нос в кастрюли, чтобы заранее порадоваться их содержимому, возит на тележке ящики с вином, работает отверткой и мастерком по заказу, изобретает игры для племянников, устраивает ночные корриды с островными коровами, исчезает в море с Сильвэном, чтобы наловить рыбы на завтрак, и упорно ухаживает за невесткой, что радует Каролину. Этьен не может смотреть на женщину, не ухаживая за ней; часто на словах, но Сильвэн прозвал его архиволокитой. Женщины, естественно, отвечают ему на проявленный к ним интерес, и поскольку он красивый мужчина и закоренелый холостяк, после короткого давнего брака, мало кто может перед ним устоять.

Сама толстая Мари Латур, приходящая помочь Каролине по кухне и не имеющая ничего общего с Венерой в свои добрые шестьдесят, со своим толстым задом и цветом лица, пылающим от свежего воздуха и кофе «с градусом», — Мари не бесчувственна к обхаживаниям Этьена, которого со смехом отгоняет тряпкой, когда он притворяется, будто хочет пригласить ее на танец. Часто Этьен высаживается на Шозе с молодой женщиной, каждый раз разной, обычно симпатичной и очарованной им до бесчувствия. Он неизменно представляет вновь прибывшую как «моя кузина Клэр», «моя кузина Софи» или «моя кузина Беатрис»; и те и другие практически не имеют значения в его жизни. Ему случается даже больше не вспоминать о «кузине», развлекавшей его в прошлое лето. Сильвэн находит, что Этьен похож на деда Огюста, которого до преклонного возраста возбуждали юбки и который, как Этьен, считал, что вода — напиток печальный и нездоровый. Доказательство: одной капли воды достаточно, чтобы замутить самый чистый анисовый ликер!

Первые дни августа привели с собой Клару и ее страус-боя, привезшего в подарок нежное жаркое из голени одного из его пансионеров. Дети-консерваторы, как это бывает в их возрасте, изобразили на лицах отвращение и отказались попробовать новое блюдо, связанное для них с мультфильмами[10], что Марина четко и высказала: «Лучше уж есть отбивные из Микки или эскалопы из Бэмби! Раз уж на то пошло!» Этьен, напротив, наелся до отвала. Он обожает страусов и хотел бы увидеть, сказал он, «как они бегают в поясах с резинками».

К причалу или к пристани Гале, в зависимости от приливов, подходят и уходят корабли, привозя припасы и посетителей на архипелаг, счастливо девственный от лавок, мэрии и кладбища. Каждый день здесь напряженно ожидают рейсового судна, соединяющего остров с Гранвилем или Сен-Мало. Даже если она никого не ждет, Каролина ни за что на свете не хочет пропустить это ежедневное свидание, переполненное любопытством и переживаниями. Она не одинока: все, что есть живого на острове, спускается по тропинкам, собирается на причале или эстакаде — уезжающие, остающиеся, в нагромождении садков, свертков, прицепов, которые волокут трактор с фермы и страдающий одышкой грузовичок Коко Муанара, подобранный на свалке на континенте. Поодаль — влюбленная парочка, обвившая друг друга так, что слилась воедино, двурюкзачное животное — затянулась бесконечным солоноватым поцелуем, тогда как издерганные матери истерически взвизгивают, ловя за руки ребятишек, пытающихся, толкаясь, дотронуться до опасного скоса причала. И сыплют шлепки и затрещины. Проходят минуты, напряжение усиливается. Корабль, уже замеченный дозорными наверху утеса, появится через несколько минут у входа в канал, между островков Эпьет и косой Лонг-Иль. Вдруг он становится виден — разрезающий море, тяжелый, нагруженный, с невидимой ватерлинией, ощетинившийся в проходах и до самой верхней палубы еще нечеткими на расстоянии силуэтами, которые с каждой секундой становятся все четче, пока по каналу приближается благословенное судно, везущее почту, любовников, друзей баллоны с газом, караваи хлеба в целлофане, ящики с фруктами, мебель и мужей. На пристани радость. Дети становятся неуправляемыми. Собаки лают. Недоносок пятнадцати лет хлопает в ладоши, роняя слюни в сумку своей матери.

Когда корабль вечером снова уйдет, в час, когда островки архипелага начинают вырисовываться тенями на фоне моря, окрашенного почти заходящим солнцем в алый цвет, в час, когда глаза блестят, как сдерживаемые слезы, когда развязанные перлини соскользнут с причала, прощальная сирена провопит три раза и корабль медленно отвернет нос от причала, на земле и на борту сожмутся сердца, сдавит горло и поднимутся руки, и будут долго махать, пока корабль не исчезнет вместе со своим следом и дымящей трубой — маленькая точка, высохшая на шкуре моря.

Корабли приходят, корабли уходят, на парусах или с мотором, привозя Рено и Сильви, увозя Лору и Бертрана или Катрин, приехавшую в одиночестве осушить в радушном доме Шевире сочащуюся, мучительную печаль любви, которую Этьен тотчас возьмется сократить до разумных пропорций тягостного воспоминания.

Лето течет и истекает все быстрее, в вечерах, утрах, приливах, со своими новостями, передающимися из дома в дом, от одного края острова до другого. Коко Муанару снова дали по роже. На этот раз один турист, разъярившийся из-за рыбы, импортированной из Булони, замороженной и бывшей на грани воскресения, которую ему продали за безумную цену. Он позвал хозяина, чтобы высказать свое недовольство, а Коко Муанар, пользуясь тем, что он единственный ресторатор на острове, некстати посмеялся и посоветовал недовольному клиенту пойти пообедать в другое место. Удар достиг цели, и весь остров, повеселев, потянулся в кафе, чтобы посмотреть на фонарь Муанара, рассмешивший даже чаек и бакланов, отмщенных за скудные отбросы, с сожалением оставляемые им скрягой Коко.