Крест без любви - Генрих Белль

Ах, он будет каждый день повторять этот стих как молитву; ему так хотелось выбраться из страшного плена плотских желаний и вдохнуть драгоценную свободу, но и это показалось ему безнадежным: придется по десять или по сто раз на дню сбрасывать с себя этот груз…

Как долго он уже не молился по-настоящему! Разве он не молчал на богослужениях, словно и в самом деле потерял Бога? Разве попытался произнести хотя бы одну молитву? А теперь незримая сила перевернула ему всю душу, разгладила глубокие рубцы отчаяния и пролила милосердную влагу на его бедное, огрубевшее сердце; он просто не находил слов! Все его существо свободно и легко устремилось вверх, словно бьющий из-под сухой земли журчащий ключ… И он почувствовал, что могучая сила снизошла на него, но все же в глубинах сознания вновь боялся: чувствовал, что эта сила ему вскоре понадобится…

Телефонный звонок вырвал его из забытья. Он уставился на темную кабинку, внутри которой нетерпеливо заливался звонок, и, краснея из-за вновь охватившего его отчаяния, ворвался внутрь и схватил телефонную трубку. Пятна стыда еще горели на его щеках, когда он робко и хрипло спросил: «Да?»

Но голос Корнелии мгновенно пробудил в нем драгоценные воспоминания, этот низкий голос, красивый, хорошо поставленный, был неповторим: в нем звенели нотки, предназначавшиеся только ему одному. «Послушай…» — сказала она, и, несмотря на радость, счастье и волнующие звуки ее голоса, он вновь ощутил страх: испугался, что может лишиться едва обретенного покоя и ясности; стоит ему сказать: «Приезжай…» — и она одолеет все преграды и разорвет все контракты, чтобы приехать к нему. Поэтому он тихо произнес в трубку, стараясь говорить как можно спокойнее: «Прости меня и не сердись. Я… я люблю тебя… Я просто хотел ответить на твое письмо по телефону». — «Не сердись», — повторила она за ним. И он почувствовал, и услышал, и увидел на ее губах совершенно новую, спокойную и всезнающую улыбку, которой улыбаются лишь те, кто одержал победу над самим собой и в то же время готов ради любви немедленно пожертвовать любыми своими победами. «Не сердись, как будто я могу на тебя сердиться», — сказала она. Кристоф тоже улыбнулся. И не сказал в черную трубку этого слова — «приезжай». Ах, эта черная трубка, так часто связывавшая их друг с другом! Он тихо произнес: «Я надеюсь, скоро все будет хорошо». Других слов он не нашел. Но ведь любовные разговоры по телефону имеют свой собственный словарь, некий тайный язык, который позволяет самыми обычными словами сказать необычайные вещи, которые понимают разве что телефонистки. «Ты еще долго пробудешь там?» — спросил он, поскольку она молчала. «Нет-нет, завтра я опять уезжаю». Голос Корнелии звучал так, будто Кристоф прервал ее раздумье.

«Завтра, — обиженно повторил он и почувствовал, как это короткое волшебное слово, сладкое и жгучее, вырвалось у него против воли, поэтому поспешно добавил хрипло: — До свиданья! — и еще раз, словно задыхаясь: — До свиданья!» Она тоже сказала чужим, беспомощным голосом: «До свиданья». Но никто из них не положил трубку, и они еще долго слушали это молчание, нарушаемое лишь тиканьем каких-то приборов. И, так и не сказав друг другу ни слова, оба со вздохом положили трубки на рычаг.

В сущности, лишь нестерпимое желание поглядеть на зятя заставило фрау Глук подумать о поездке на венчание дочери. Но, едва подумав об этом, она уже наполовину отказалась от своего намерения, как это делают люди, не имеющие четких представлений. Она еще раз со скептической улыбкой взяла телеграмму Корнелии и задумалась. Нет, дочь не сможет счесть проявлением слабости с ее стороны, если она теперь, после многолетней вражды, приедет к ней на свадьбу. Собственно говоря, никакого открытого разрыва и не было, скорее появилось все возраставшее отчуждение, которое началось из-за странного выбора профессии дочерью; тем не менее они сохраняли вежливые отношения и даже иногда виделись. Все еще улыбаясь скептически и заинтригованно, фрау Глук позвонила горничной и распорядилась, чтобы приготовили машину к поездке.

Боже мой, могла же она хотя бы посмотреть на семейство будущего зятя под каким-нибудь предлогом — мол, заехала случайно, поскольку «как раз проезжала мимо». Ведь расстояние невелико, и к обеду она вполне могла бы вернуться. Она чувствовала, что любопытство все больше одолевает ее. Надо же, какое событие! Ее единственная дочь выходит замуж, а она, мать, не знает ни зятя, ни его семью. Ничего не знает, кроме того, что Корнелия упряма, а ведь сколько было возможностей, в том числе совершенно неожиданных! Единственным ориентиром для фрау Глук было название улицы, которую она знала, как, впрочем, и весь соседний город, и название это позволяло предположить солидное положение семьи будущего зятя. Боже, это такое событие, действительно интересное и важное, и тем более радостное, поскольку она из-за редкого общения с дочерью была неуязвима для любой неприятности. Да, она уже давно не ждала машину с таким нетерпением!

А пока можно как следует привести себя в порядок. Внимательно поглядев в зеркале на свое все еще гладкое строгое лицо, она нервно поправила выбившиеся из прически золотистые пряди, потом сбросила халатик, чтобы проверить, как сидит серый шелковый костюм. Надела на шею простую, но дорогую массивную серебряную цепь, выбрала подходящий серебряный браслет и кольцо с рубином. «Я отлично выгляжу», — подумала она. Тут вошла горничная и доложила, что машина подъехала.

Шофера фрау Глук оставила дома и сама погнала машину почти на полном газу по новому шоссе, несказанно облегчавшему езду и извивавшемуся по местности, словно стальная змея, без резких поворотов и боковых ответвлений. Поездка из одного города в другой по такой дороге — сущее наслаждение. А вот когда подъехала к окраине соседнего города, то езда по забитым машинами узким старомодным улочкам показалась ей истинным несчастьем. Длинная элегантная машина дрожала от нетерпения, как нервное избалованное животное. Наконец с большим трудом ей удалось выбраться из потока транспорта и остановиться на обочине. Несколько минут фрау Глук придирчиво разглядывала дом. Фасад выглядел довольно изысканно, правда, ужасно старомодно, — очевидно, дом был многоквартирным. Ну что ж, она и не надеялась, что у Корнелии хватит здравого смысла выйти замуж за богатого человека. Ее избранник, очевидно, богатым не был, поскольку теперь лишь немногие, по-настоящему состоятельные люди остались жить в таких домах, в начале века считавшихся верхом изысканности. Несколько рекламных щитов, оповещавших, что в задней части дома располагались мастерские и склады, выглядели вульгарно. В раздумье она прошла через запущенный палисадник и, быстро найдя в длинном списке фамилий нужную, нажала на кнопку звонка.

Вестибюль и лестница отличались запущенной, более того, прямо-таки загаженной элегантностью; когда фрау Глук поднялась на третий этаж, она просто не смогла удержать на лице выражение превосходства, увидев невысокую, любезную женщину, которая поздоровалась с ней, вопросительно подняв брови. Войдя в прихожую, фрау Глук приветливо улыбнулась, сердечно пожала протянутую ей руку и представилась. Но ей пришлось назвать свое имя несколько раз: «Моя фамилия Глук… Разве вам она не знакома?»

Хозяйка дома посмотрела на нее неуверенно и сказала, схватившись за голову: «О да, простите меня, извините великодушно, я иногда бываю ужасно рассеянна».