Крест без любви - Генрих Белль

На следующей большой станции он выскочил из купе, застегивая на бегу китель и надевая пилотку, потом ловко просочился сквозь испуганную толпу, ожидавшую поезда в вестибюле, причем ему чуть ли не почтительно уступали дорогу, пробежал мимо контролера и вихрем влетел в чужой город. Он быстро промчался несколько сот метров по какой-то тихой улочке, явно пользовавшейся дурной славой. Весьма недвусмысленными были здесь и женские головки, высовывавшиеся из окон, и обшарпанные лавчонки и кафе, разложившие в крошечных витринках засиженные мухами товары: старое тряпье или черствый пирог. Он вошел в одну из лавчонок, облегченно вздохнул, когда дверь за ним закрылась, вытер пот и перевел дух… Только после этого он обвел взглядом тесное помещение, донельзя забитое всякой рухлядью — сломанными напольными часами, разными инструментами и поношенной одеждой. Между прилавком и дверью оставалось ровно столько места, чтобы можно было стоять. И сигарета опять доставила ему такое же удовольствие, как та первая, в поезде, час назад. Ах, еще один шаг к подаренной ему передышке перед безликим ужасом войны. Эта душная и вонючая лавка была прелюдией к свободе. Он терпеливо подождал, пока из задней двери не появилась грязная шаркающая старуха, и улыбнулся этому беззубому ухмыляющемуся чудовищу. Лицо седой старухи выражало ту льстивую любезность, за которой обычно скрывается коварство. «Что угодно господину солдату?» — с невинным видом ласково спросила она, опершись о прилавок старческими отечными руками. Кристоф снял пилотку и весело ответил: «Мне нужен костюм моего размера, мамаша, любой костюм, да и чемодан тоже!» В ее потухших глазах зажегся маленький хитрый огонек; она всплеснула руками, как бы удивившись, и, указав на его мундир, возразила: «Но ведь у вас уже есть костюм вашего размера, к тому же он вам идет!» Видимо, эта торговая операция почему-то показалась ей сомнительной. Вдруг она стала на цыпочки и бросила быстрый взгляд на номер части, пришитый к его погонам. «Ах, так вы вовсе не из нашей казармы… Вы ведь знаете, что завтра начнется война?» Кристоф спокойно вытащил бумажник и положил на прилавок. «Знаю, — ровным голосом ответил он, — но сперва хочу напоследок съездить домой, мамаша, и по возможности без помех. Давайте посмотрим, может, найдется что-нибудь подходящее?» Она повернулась к нему спиной и начала неуверенно перебирать висевшие на плечиках брюки и пиджаки. «Сдается, рискованное это дело — за день до войны продавать солдату старые шмотки, но если вам дали отпуск…» Кристоф сбросил на пол портупею, мигом скинул китель и стал торопливо примерять куртки, которые она выкладывала на прилавок; противный запах нафталина и разных дезинфекционных порошков заставил его поморщиться, но он быстро подавил в себе неприятное ощущение: несколько часов можно как-нибудь выдержать. Кристоф быстро подобрал себе подходящий по размеру пиджак из коричневого сукна в голубоватую клетку, к тому же в довольно приличном состоянии. «А теперь и штаны, мамаша, — шутливо поторопил он, — это будет потруднее». Он не стал снимать пиджак и, пока она, бормоча что-то себе под нос, копалась в брюках, переложил документы и разные мелочи из кителя в новые карманы. Бог ты мой, неужели он действительно целый год не надевал штатского платья? Длину каждой пары брюк он прикидывал, растягивая брючины между разведенными руками, надеясь, что какая-нибудь да подойдет. И наконец нашел белоснежные легкие льняные брюки, которые должны были прийтись ему по размеру. «А теперь еще и чемодан, годится любая рухлядь…» Потом привалился спиной к входной двери, чтобы снаружи никто не мог войти, и, пока старуха возилась в каких-то ужасных закутках, быстро вывернул свои брючные карманы, не снимая ботинок, стащил старые штаны с белым кантом и надел новые, белые. Ах, какие же они широкие и мягкие! Кристоф счастливо рассмеялся, увидев старуху, возвращавшуюся в лавку с сильно потрепанным чемоданом в руках; она усмехнулась: «Быстро же ты управился, парень, видать, сильно спешишь». Кристоф выложил двадцать девять марок и стал укладывать в чемодан свой мундир. «Двадцать девять марок за довольно большой кусок свободы», — пробормотал он. Старуха, медленно, осторожно складывавшая деньги в скрипучий выдвижной ящик, вопрошающе подняла голову и недоверчиво спросила: «Что ты сказал?» Но Кристоф пожал ее старческую, немного липкую руку и весело попрощался: «До свиданья!» Когда он выходил из лавки — на этот раз он шел медленно и чуть ли не торжественно, — над его головой вдруг прозвучал звонкий девичий голосок: «Желаю счастья, солдат, и береги себя!» Кристоф испуганно вскинулся и увидел в окне густо накрашенную мордашку с ярко-красными губами, расплывшуюся в доброжелательной улыбке; он послал темноволосой красавице воздушный поцелуй и тут же залился краской до корней волос. «Боже мой, — подумал он, — я, кажется, начал глупеть».

Он опять втиснулся в какой-то поезд, до отказа набитый людьми, который ехал в сторону Рура… Только бы поближе к западу…

Но на большом вокзале, где-то в районе угольного бассейна, ему показалось, будто железнодорожное сообщение почти совсем прекратилось: все поезда объявлялись с безумными опозданиями в сотни минут, которые Кристоф с ужасом пересчитывал на часы… Сквозь плотную толпу людей, сидевших, стоявших, идущих или скорчившихся на своих вещах, выбившихся из сил в ожидании хоть какой-нибудь возможности добраться до дома, Кристоф пробился к одному из окошек, наклеил на свой чемодан адрес и сдал чемодан на доставку. Теперь он мог спокойно погулять, засунув руки в карманы. Едва пробравшись к совершенно задерганному железнодорожному служащему, который давал информацию о поездах, он спросил, прибыл ли уже состав из Берлина, и, блаженно улыбаясь, словно небо распахнуло перед ним свои просторы, спустился в зал ожидания…

С невероятно приятным ощущением пиратской удачи, которое испытывал лишь в те давно прошедшие дни, когда прогуливал школу с поддельной справкой о болезни в кармане, он спокойно и весело спускался по лестнице в уверенности, что внизу в толпе непременно найдет Корнелию, так что ему останется лишь сделать одно-единственное легкое движение рукой — так срывают особенно красивый цветок на пестрой лужайке. Ласковое летнее солнце пробивалось даже сквозь окутанную дымом и чадом толпу. Зал ожидания был забит до отказа; между столиками и стульями на чемоданах, тюках и коробках сидели люди — усталые девушки и плачущие дети с распухшими глазами, мужчины и женщины, все какие-то замызганные, помятые и несчастные; Кристоф осторожно пробирался между ними, стараясь не разбудить кого-нибудь, а сам все улыбался и улыбался, как молодой охотник в предвкушении будущих трофеев… И вдруг увидел ее! Повесив светлый плащ на спинку стула, Корнелия читала, наклонив голову; волосы она забрала в узел на затылке, поэтому был виден ее прекрасный, четкий профиль; она спокойно сидела в углу, среди людей, которые спали, уронив голову на столешницу. Он медленно подошел к ней, с замирающим сердцем постоял с полминуты за ее спиной и тихо сказал: «Разрешите поцеловать вас, сударыня». Она, зардевшись и растерявшись, тихонько вскрикнула и вскочила, чтобы обнять его… Но люди вокруг были слишком измотаны, чтобы засмеяться; они только едва приподняли головы…

День 1 сентября беззаботно занялся над горизонтом, теплом и золотом, без борьбы, почти любовно прогнав ночь… Сначала он выслал вперед лишь маленькие искорки света, но потом разбросал вокруг пышные снопы лучей и, наконец, ворвался бурным розовым потоком в последние остатки ночи, разметав их…