По их следам - Тесс Герритсен

* * *

Ричард проспал пять часов и поднялся незадолго до полудня. Приняв душ и подкрепившись яйцами и тостом, он ощутил, как возвращается к нему прежняя энергия. В этом дне осталось так мало часов на то, чтобы переделать уйму дел, поэтому сон в числе его приоритетов занимал одно из последних мест.

Взглянув на Берил, Ричард увидел, что она еще спит. Хорошо. К тому времени, когда она проснется, он как раз вернется из своей поездки. И все же Ричард на всякий случай решил оставить записку на тумбочке: «Ушел ненадолго. Вернусь около трех. Р.» Потом он машинально, не задумываясь, положил около записки пистолет. «Если понадобится, она сможет воспользоваться оружием», – рассудил он.

Убедившись, что два охранника все еще берегут покой Берил, Ричард вышел из квартиры, надежно заперев за собой дверь. Первым пунктом его плана было посещение дома номер 66 по улице Мира – здания, в котором погибли Мэдлин и Бернард.

В который раз пробегая глазами донесение полиции, Ричард снова и снова останавливался на показаниях домовладельца. Месье Ридо утверждал, что обнаружил тела днем 15 июля 1973 года, о чем сразу же и уведомил полицию. На допросе он заявил, что мансарду сняла мадемуазель Скарлатти, которая бывала здесь крайне редко и платила за наем квартиры наличными. Время от времени из мансардного жилища доносились стоны, хныканье и звуки мужского голоса. Но единственным человеком, с которым месье Ридо сталкивался лицом к лицу, была мадемуазель Скарлатти. Она постоянно носила косынки и солнечные очки, что не давало домовладельцу получить четкое представление о ее внешности. Тем не менее месье Ридо уверял: погибшая женщина и была той самой весьма привлекательной особой, Скарлатти. А мертвый мужчина? Нет, хозяин дома никогда прежде его не видел.

Спустя три месяца после дачи этих показаний месье Ридо продал дом и уехал из страны в сопровождении своей семьи. Эта последняя деталь истории значилась лишь в сноске к полицейскому отчету: «Владелец дома для дачи показаний теперь недоступен. Покинул Францию».

Разумеется, у Ричарда возникло подозрение, что спешный отъезд месье Ридо из страны мог быть самой важной ниточкой, которая и приведет в конечном счете к разгадке. Если бы он только мог установить нынешнее местонахождение бывшего домовладельца и расспросить его о событиях двадцатилетней давности…

Ричард стучал в дверь каждой квартиры этого злосчастного здания, но не получил ни малейшего намека на продвижение расследования. Двадцать лет были слишком большим сроком: одни люди въезжали в дом, другие – уезжали. И никто, ровным счетом никто не помнил никакого месье Ридо.

Выйдя из дома, Ричард остановился на тротуаре. Мимо по улице катился мяч, за которым неслась ватага чумазых ребятишек. Рассеянно наблюдая за этим клубком грязных ног и рук, Вулф думал о том, что этот футбольный матч, должно быть, длится бесконечно.

Над детскими головами он заметил пожилую женщину, сидевшую на крыльце соседнего дома. Ричард предположил, что ей должно быть по крайней мере семьдесят лет. Возможно, она живет здесь достаточно давно, чтобы помнить бывших обитателей этой улицы.

Подойдя к женщине, он учтиво заговорил с ней по-французски:

– Добрый день.

Старушка расплылась в доброй беззубой улыбке.

– Я пытаюсь найти кого-нибудь, кто помнит месье Жака Ридо. Это человек, который владел вот тем зданием. – Ричард показал в сторону дома номер 66.

Пожилая женщина ответила ему по-французски:

– Он уехал отсюда.

– Выходит, вы его знали?

– Его сын частенько бывал у меня дома.

– Насколько мне известно, вся его семья покинула Францию.

Старуха кивнула:

– Они перебрались в Грецию. И что вы думаете, он ухитрился неплохо там устроиться! Как, ну как ему это удалось, а? С его-то старой машиной, с этой потрепанной одеждой, в которой ходили его дети! Зато теперь они живут на собственной вилле. – Женщина горестно вздохнула. – А я осталась здесь, и мне отсюда уже никогда не выбраться.

– Вилла? – нахмурился Ричард.

– Я слышала, что у них вилла, прямо у моря. Конечно, все это может быть и неправдой – их парнишка в свое время любил присочинить. Почему же сейчас он должен быть честным? Но он уверял, что живут они на вилле с колоннами, увитыми цветами. – Старушка рассмеялась. – Они, должно быть, давно уже умерли.

– Семья Ридо?

– Цветы. Они не могли вспомнить даже о том, чтобы полить свои горшки с геранью.

– Вы знаете, где именно в Греции они живут?

Пожилая дама пожала плечами:

– Где-то около моря. Впрочем, разве не вся Греция расположена у моря?

– А точное название местечка?

– И почему я должна помнить подобные вещи? В конце концов, он ведь был не моим бойфрендом.

Расстроенный, Ричард уже собрался уходить, то тут внезапно осознал, что именно сказала старушка.

– Вы имеете в виду, что сын бывшего владельца дома был бойфрендом вашей дочери?

– Моей внучки.

– Он звонил ей? Писал какие-нибудь письма?

– Совсем немного. Только о том, как он устроился на месте. – Она покачала головой. – Эх, молодежь, молодежь… Никакой преданности!

– И ваша внучка сохранила хоть одно из этих писем?

Пожилая женщина рассмеялась:

– Абсолютно все. Чтобы напоминать своему мужу, какой бесценный клад ему достался.

От Ричарда потребовалось не слишком много усилий, чтобы получить приглашение в квартиру старухи. Это было темное, тесное жилище. За кухонным столом, грызя кусочки хлеба, сидели два маленьких ребенка. Женщина лет тридцати пяти запихивала ложку каши в рот младенца.

– Он хочет взглянуть на письма Жерара, – обратилась к ней бабушка.

Мать троих детей с подозрением воззрилась на Ричарда.

– Мне очень нужно поговорить с его отцом, – объяснил тот.

– Отец Жерара не хочет, чтобы о его местонахождении знали, – ответила молодая женщина и вновь принялась кормить ребенка.

– Почему не хочет?

– Откуда я знаю? Жерар мне не говорил.

– Это имеет отношение к убийствам? К смерти двух англичан?

Она на секунду задумалась, ложка застыла на полпути ко рту ребенка.

– Вы англичанин?

– Нет, американец. – Ричард уселся за стол напротив нее. – Вы помните эти убийства?

– Это было давным-давно. – Она вытерла лицо ребенка. – Мне было всего пятнадцать.

– Жерар писал вам письма, а потом перестал. Почему?

С губ женщины сорвался горький смешок.

– Он просто потерял ко мне интерес. С мужчинами так всегда.

– Или с ним, возможно, что-то случилось. Вероятно, он просто не мог вам написать. Хотел, очень хотел, но не мог.