Сказки темного города. Яд - Наталиса Ларий

– Маму фэйри забрали. Она на фабрике работает у графа Вариса фон Гранда. В ее смену пожар произошел и сгорело много тканей. Мама не виновата была, поскольку с ней тогда дежурил и мужчина один, фэйри. Вот он и заснул с сигарой в руках. А мама тогда ко мне прибегала, чтобы покормить. Когда вернулась, то увидела дым, врывающийся из окна. Она подняла тревогу и пожар вскоре потушили. И хоть убытки не такие уже и большие были, но все это записали на маму, поскольку тот фэйри сказал, что она поступила неосторожно, оставив зажженную лампаду на столе…

– И что? Поверили фэйри, а не твоей маме? – не веря своим ушам проговорила я. – И давно забрали твою маму?

– Конечно поверили фэйри, – засопела носом девочка, – а забрали утром еще. Они ее заставляют работать теперь дольше обычного, чтобы она долг отработала, – хлюпая носом сказала малышка.

– И чего ж ты сидишь здесь, а не дома? – удивленно спросила я.

– Маму жду. Не хочу без нее в дом идти. Там страшно одной.

– Дома страшно, а здесь нет? – улыбнулась я, потрепав девочку по голове. – Пойдем, побуду с тобой, пока мама твоя не вернется.

– Пойдем, – улыбнулась малышка и вскочив на ноги ухватилась за мою руку своей маленькой ладошкой.

Спустя минут пять ходьбы по улице мы оказались у небольшого домика. Пройдя следом за девочкой и засветив лампу, мы очутились в небольшом помещении, окинув взглядом которое я поняла, что малышка и ее мать были очень и очень бедны. Но даже отсутствие дорогого убранства в комнате не портило умилительно-уютной атмосферы их жилья. Белоснежные занавески на окнах, милый тканый коврик на полу, вышитые подушки, на которых красовались диковинные птицы и просто непередаваемая чистота – все это говорило о том, что хозяйка этого дома была трудягой еще той. Улыбнувшись, я перевела взгляд на девочку, и улыбка сползла с моего лица в два счета, поскольку на меня глядела пара серых глаз, оранжевые прожилки зрачков которых говорили о том, что сей ребенок был наполовину вервольфом.

– И ты так смотришь, – девочка опустила взгляд, нахмурив с болью свои великолепные брови, которые дугой обрамляли ее глаза.

Выдохнув я едва смогла взять себя в руки и тряхнув головой сказала:

– Просто никогда не видела полукровку вервольфов, – слегка улыбнувшись я приподняла лицо девочки пальцами. – Я нормально отношусь к этому и не считаю, что полукровки фэйри чем-то лучше вас.

Девочка усмехнулась и как-то не по-детски ответила:

– Ты хотя бы не произноси этого нигде. А то выпороть велят.

– Это да. Лучше молчать о таком, – промолвила я. – А давай чай может выпьем? – решила я сменить тему этого щепетильного разговора.

– Давай, – девочка враз заулыбалась и пошла ставить чайник на горелку.

Спустя несколько минут мы уже сидели за столом и пили мятный чай с имбирным печеньем, испеченным матерью Нироль.

– А ты что делала ночью на улице? – спросила она, смешно потягивая чай из чашки.

– Да так, – махнула я рукой. – Сбежала из одного места.

– Тоже фэйри довели? – спокойно спросила малышка.

– Довели, это точно. Точнее довел… – наморщила я лоб.

– Они очень строгие, порой даже жестокие. Жаль, что люди не могут быть сами по себе и не дружат с вервольфами, – девочка опустила голову и грустно начала собирать крошки со стола пальцем, – скоро таких как я отправят на землю вервольфов. Фэйри распорядились. Я слышала, как мама плакала, рассказывая это нашей соседке, у которой тоже сын полукровка-вервольф, только старше меня.

– Ну так может вам с мамой и лучше будет там, среди них? – осторожно спросила я.

– Да какое лучше? Они же не с мамами отправлять нас туда будут. Сказали, что просто всех полукровок нужно отвезти туда, откуда нас в подоле принесли наши матери. А мама меня ни откуда не приносила. Папа здесь жил во время перемирия, он был в составе свиты посла вервольфов. А потом, когда нападение случилось, то папу убили и мама одна осталась. А так бы папа забрал ее обязательно с собой. И я жила бы там, – девочка говорила это с таким отчаянием, что мне стало не по себе от мысли о том, как они и правда выживали здесь, эти малыши, плоды любви вервольфов и людей, да не только они, а и их родители.

В этот момент входная дверь открылась и девочка с криком: «Мама, мама!», бросилась в прихожую. Спустя минуту в комнату вошла высокая молодая женщина лет на десять старше меня. Она была очень красивой с ее великолепными рыжими волосами, переброшенными небрежно через плечо, с ее пленительной фигурой, спрятанной под грубое полотно простого рабочего платья, которое даже своим несуразным кроем не могло скрыть то, что точеная фигурка женщины более чем прекрасна. Но несмотря на природную красоту, выглядела она просто ужасно с иссиня-черными синяками под зелёными глазами, которые уже давно не видели, что такое нормальный сон. Изможденное, уставшее лицо, тем не менее, было очень привлекательным и даже потухший взор не мог скрыть того, что его обладательница была очень добрым человеком, столько в ее глазах было какого-то непередаваемого тепла.

– Мамочка, это Селена. Она согласилась побыть со мной до твоего прихода, – звонко защебетала девочка.

Женщина окинула меня взглядом, затем перевел его на дочь и сказала со вздохом:

– Ты опять на улице сидела? Нироль, ну как так можно?

– Прости, – девочка враз опустила глаза. – Но мне правда одной страшно.

– Меня зовут София, – женщина посмотрела на меня и присела за стол. – Вы простите, что моя дочка вас отвлекла. И спасибо вам за вашу доброту, – сказала она и поморщилась, потерев руку.

– Что с вами? – нахмурив брови спросила я, видя, как женщина побледнела.

– Да так, ничего серьезного. Обожгла руку два дня назад на фабрике. До сих пор болит, – улыбнулась она натянутой улыбкой, но по ее глазам было видно, что ей очень и очень больно.

– Давайте я посмотрю. Нас в пансионе учили азам медицины.

Женщина нехотя приподняла широкий рукав платья, и я с ужасом увидела красную кожу, на которой отчетливо проступали мутные волдыри, намазанные каким-то снадобьем.

– Вы что! Как можно с такой рукой работать? И что это за мазь такая? Кто ж так волдыри обрабатывает? Нироль, – обратилась я к девочке, – налей теплой воды и принеси мне чистый платок.

Девочка вмиг бросилась выполнять мою просьбу и уже через пару минут я осторожно обрабатывала обширный ожог на руке Софии.

– У вас мед есть? – спросила сосредоточенно я, закончив обмывать руку.

– Есть, – женщина кивнула в сторону полки, на которой стояла небольшая банка с медом.

– Сейчас будет жечь немного, но до утра станет значительно легче, – я нанесла тягучую массу на руку Софии и забинтовав ее улыбнулась, – ну теперь я думаю будет и не так сильно болеть уже.

– Спасибо вам, правда. Я сама не своя в последнее время. Столько работы, успеваю только есть для Нироль приготовить, а на себя уже…, – она отрешенно махнула рукой. – Вам домой уже пора, наверное. Мы и так вас задержали. Хотя, уже далеко за полночь. Может до утра останетесь, если вас никто не ждет слишком?