Возлюбленная горца - Адриенна Бассо

Вскоре впереди показалась высокая серая стена замка Маккены. Стражники у ворот узнали их еще издали, и через несколько минут со скрежетом поднялась тяжелая решетка. Едва они въехали во двор, как навстречу им вышел Малколм. И по его виду было понятно, что он ждал их уже давно и терпение его на исходе.

– Почему так долго? – спросил он, снимая дочь с коня. – Мать начала волноваться…

– Я вполне способен защитить Лилею, – пробурчал в ответ Джеймс. – Можно было и не искать нас с собаками.

– Какие еще собаки? Я никого за вами не посылал, хотя и отправился бы на поиски, если бы вы не вернулись в течение часа.

Братья молча переглянулись. Ни один из них не сказал ни слова, но Давина догадалась, что означал этот обмен взглядами. Было ясно: теперь не стоило выезжать за ворота замка даже в ближайший лес. При этой мысли девушка невольно поежилась.

– Папа, я хочу есть, – заявила девочка.

– Не удивительно, что ты проголодалась. И устала, наверное. Нельзя так долго бродить по лесу зимой!

– Да, у меня сегодня был очень трудный день, – с серьезнейшим видом сказала малышка.

Отец погладил ее по волосам и с улыбкой проговорил:

– Не беспокойся, доченька. Кухарка не пожалеет для тебя медовый пряник – из тех, что сегодня пекли к Рождеству.

Лилея взвизгнула в восторге, и Малколм, снова улыбнувшись, обнял дочь, а та обхватила отца руками. Наблюдая эту трогательную сцену, Давина в очередной раз подивилась той нежности, с которой Малколм относился к дочери. Как правило, отцы куда внимательнее к сыновьями, а дочки для них – почти обуза.

– Маленькая разбойница… – пробормотал Джеймс, помогая девушке слезть с лошади. – Вертит своим отцом как захочет.

– Такая не пропадет, – заметила Давина, глядя вслед Лилее, шедшей рядом с отцом по двору. – И все же боюсь, ей достанется от Малколма, когда тот узнает, в какой переплет угодила сегодня его дочь.

– Я дал слово, что ничего не скажу, но надеюсь убедить Лилею в том, что надо самой все рассказать.

– Что-то мне не верится в успех твоего замысла, – с усмешкой проговорила Давина. Насколько она могла судить, Малколм просто не мог сурово наказать дочь, так что за девочку в любом случае можно было не беспокоиться. К счастью, сегодня все закончилось хорошо, но в следующий раз… Для своего же блага девочка должна была усвоить, что непослушание приводит к печальным последствиям. – Да, ты дал ей слово, – сказала Давина, смахнув грязь с плаща. – Но я-то никаких обещаний никому не давала.

Джеймс дождался, когда накроют столы, и лишь после этого вошел в главный зал. До Рождества оставалось еще два дня, но все здесь уже украсили зелеными ветками, и настроение у людей было приподнятое – в зале стоял гул от множества голосов.

Джеймс попытался расслабиться и проникнуться предпраздничной атмосферой. В конце концов, ведь ради этого он и вернулся домой… Вернулся ради того, чтобы жить среди тех, кому безоглядно доверяешь. Чтобы радоваться вместе с ними и вместе грустить. Чтобы получать удовольствие от простых и всем понятных вещей – таких, как, например, вкусная еда, которой с избытком хватает на всех, или удобная кровать, застеленная чистым пахучим бельем. Но главное – общение с родственниками и друзьями. Видит бог, в жизни крестоносца именно этого не хватало больше всего.

Джеймс обвел взглядом зал и невольно улыбнулся. Рождество – особое время. Время обновления и время надежд. И потому следовало наслаждаться моментом, а не кусать локти, заново переживая горькие разочарования прошлого.

За столами сидели улыбающиеся мужчины и женщины. В зале было тепло, а еда на столах была теплая, приготовленная с заботой. Дети же, мальчишки и девчонки, подвязывали еловые ветки к ножкам столов. Превращая это занятие в увлекательную игру, они со смехом гонялись друг за другом. Джеймс заметил среди них и своего пажа Колина, который сегодня был на удивление улыбчив.

Сегодня главный зал отапливали сразу три больших камина, и возле каждого из них аккуратной стопкой лежали дрова. Самые толстые поленья, конечно, приберегут до кануна Рождества – вот тогда здесь станет по-настоящему жарко, потому что этого требовал обычай. Чем теплее будет в эту ночь в главном зале замка, тем больше надежды на то, что вся зима пройдет в тепле и достатке.

Давина уже сидела за столом, и Джеймс мог наблюдать за ней издали, незаметно для нее. Она сидела там же, где и вчера, – за высоким столом рядом с его матерью. И казалось, что Давина чем-то озабочена; беседуя же с леди Айлен, она в основном слушала, что говорила его мать, и молча кивала.

К ужину Давина переоделась в наряд, который, наверное, считался более модным. Платье из темно-синего бархата с круглым воротом, отороченным серебристой вышивкой, казалось довольно скромным и одновременно вызывающим, ибо привлекало внимание к ее женственным округлостям.

Да поможет ему Бог, но она была неотразима. Сможет ли он и дальше притворяться безучастным? И если он пойдет на сближение, то что получит в ответ? Очередную пощечину собственной гордости? А может, все же стоит рискнуть?

По правде говоря, Джеймс знал и более красивых женщин. Например, северных красавиц с волосами цвета выбеленного льна, а также изящных, как бронзовые статуэтки, девушек Востока. Но в Давине было что-то особенное – то, что брало его за душу и не хотело отпускать.

В этот момент она сделала глоток вина и кончиком языка облизала губы, блестевшие в свете факелов. И сейчас, глядя на них, Джеймс заново переживал все то, что чувствовал недавно в лесу, когда едва ее не поцеловал. Переступив с ноги на ногу, он тяжело вдохнул и сокрушенно покачал головой.

Через несколько минут, наконец-то успокоившись, он подошел к возвышению и, усаживаясь рядом с братом, спросил:

– А где Лилея?

– В кровати, – ответил Малколм. – Думаю, она переутомилась, собирая плющ в лесу.

– Да, занятный получился поход в лес, – сказал Джеймс, прикрыв ладонью рот, чтобы спрятать ухмылку. – Она тебе ничего не рассказывала?

– Нет. Едва до кровати смогла добраться, бедняжка. Думаю, она мне все расскажет завтра.

– Нисколько не сомневаюсь, – сказал Джеймс и вопросительно посмотрел на Давину. Та покачала головой, давая понять, что Малколм пока ничего не знает.

Вначале Джеймсу не понравилось намерение Давины рассказать Малколму о происшествии в лесу. Но чем больше он об этом думал, тем отчетливее понимал, что Давина права. Малколм, конечно, и так знает, что его дочь – ужасная шалунья, но брату следует знать, до каких пределов непослушания способна дойти его дочь. Потому что вооружен тот, кто осведомлен.

Нет, он не стал бы останавливать Давину – пусть рассказывает. Но он попросил бы ее подождать день или два. Они оказали бы Лилее услугу, если бы убедили ее в том, что надо самой все рассказать отцу. Может, тогда у нее появилось бы представление об ответственности за свои поступки.