«Сон Водолея… наивная история» - Александр Александрович Куриленко

был холоден и спокоен, как человек, что-то для себя решивший, но, вероятно, всё же до конца ещё не понимающий, что именно.

Происходящее вокруг его совершенно не занимало, он устало поднялся, ещё раз посмотрел на город, на догорающий горизонт, повесил на плечо дорожную сумку и, не глядя по сторонам, пошёл на вокзал.

Продолжение пути домой

С детских лет воспитанный на идеалах неизбежного светлого будущего и счастья для прогрессивного человечества, Юрий Константинович к чудесам не привык и не верил в мистику. А поэтому всему искал логическое объяснение. Произошедшее в поезде и увиденное им в окне тамбура последнего убегающего вагона, хоть и взволновало его, но, в свою очередь, вполне объяснялось истрёпанными нервами, повышенной эмоциональностью и разгулявшимся воображением.

Так он себя успокаивал, призывая на помощь весь свой прагматизм и диалектику. Но, как известно, методы вполне пригодные в политической борьбе за массы или против оных, мало чем могут помочь человеку в его обычной жизни.

Помучив свой воспаленный мозг еще некоторое время, и окончательно запутавшись, наш герой решил, что лучший способ одолеть проблему – это плюнуть на нее. Испытанный метод быстро принес результат и путь был продолжен.

Гроза почти ушла за горизонт, и над её кромкою уже появился красно-оранжевый лунный диск. Дождь принёс облегчение и свежесть. Кузнечики опомнились от стихии и с утроенной энергией принялись за дело.

Дорога стелилась ровная, погода великолепная, а сумка легкая. Вскоре, стали вполне различимы очертания не только вековых кладбищенских деревьев, но и контуры крыш ряда пятиэтажек нового микрорайона с белеющими панелями и первыми, уже зажженными, окнами.

Кладбище было укрыто огромными тополями и вязами. Полчища ворон традиционно облюбовали это место и всё, находившееся на земле, под деревьями, было отмечено жизнедеятельностью этих пернатых.

Каждый раз, приезжая в город своего детства, Юрий начинал пребывание в нем с посещения могил близких, друзей и одноклассников. Под молодым тополем, за красно-коричневой оградкой, под каменными могильными плитами покоились самые дорогие в его жизни люди: мама, отец и старший брат. Иногда, приезжая зимой, поздно ночью, он в свете луны и звёзд лез по метровым сугробам, едва различая тропинки, но никогда не ошибался и находил сразу.

Вот и сейчас, свернув в кладбищенские ворота, и пройдя по центральной аллее метров тридцать, он ушёл влево, миновал могилу Петькиного отца и вскоре уже различил, сквозь заросли высокой травы, знакомые очертания.

Луна только ещё поднималась над горизонтом, и здесь было почти темно. От росы ноги Юрия совершенно промокли, но он не обращал на это никакого внимания. Он стоял перед холодным, мёртвым мрамором и вспоминал то счастливое, беззаботное время, когда все были живы и относительно молоды, когда жизнь казалось вечной, а счастье незыблемым. И было совершенно непонятно, как же это всё могло рухнуть в одночасье?!

Да, именно смерть мамы вызвала страшную цепную реакцию семейной неустойчивости, и сразу стало понятно, что из родительского дома ушла душа.

Дом стоял, как могильный склеп. Под его крышей вроде бы существовала жизнь, то есть шли бесконечные мужские выяснения отношений и позиций в соревновании эгоизма двух поколений, а мертвенный холод отчуждения уже давал свои всходы плесени в сердцах людей, оставшихся в этих стенах.

Год от года, приезжая сюда, Апранин чувствовал, что и в его сознании происходят, на первый взгляд, незаметные, но перемены, которые он расшифровать тогда и сразу не смог. Вот сейчас, он стоял у изголовья своих родных, лежащих в земле, а сердце, душа и мысли о них рвались куда-то вверх в небо! Юрий не мог этого объяснить, но он чувствовал их присутствие именно оттуда, из вышины окружающего простора. Что-то подсказывало ему, что очень и очень скоро он получит

зримые, и абсолютно достоверные подтверждения своим предчувствиям, и что у ног его уже давно, в сущности, с момента похорон, остались только пустота и память. Он всем своим существом осознавал, что они живы, но не могут вернуться к нему, а он может и вернётся, и всё ещё будет!

Юрий поклонился как обычно, поклонился памяти, и невольные слёзы наполнили глаза. Однако это были слезы не горя и безысходности, а слезы благодарности за дарованное в прошлом, и за радость возможной встречи в наступающем новом. Ещё раз, посмотрев в родные лица на плитах, он погладил ладонью мокрую шершавую сталь оградки, повернулся и пошёл прочь.

Минуя старое городское кладбище и новую школу, Апранин решил идти не прямо домой, а через центр, тем более что где-то далеко, на одном из центральных перекрестков красный глаз единственного в городе светофора сменился на зеленый, что было расценено, несмотря на диалектику, как добрый знак.

Фонари уже зажглись, но еще не разгорелись и тлели зеленым сумеречным светом. Справа вдоль улицы шли двухэтажные дома с застекленными лоджиями и бетонными дорожками из плит вдоль низеньких палисадников. Дома уходили в глубину квартала и занимали собой всю площадь, некогда именуемую Базарной. Пейзаж дополняли растопыренные стойки с бельевыми веревками да металлические гаражи, попрятавшиеся во всевозможных закоулках и кустах. На обочине дороги картину оживляла лишь покривившаяся колонка, отполированная до блеска рукоятка которой мелодично позвякивала и колебалась как метроном, а из трубы текла тонкая струйка воды, неслышно растекаясь по цементному желобу.

Дойдя до светофора, Юрий повернул направо и вышел на центральную улицу, сменившую на своем веку несколько названий, в зависимости от политических устремлений этой неугомонной и непутёвой, но в чём-то очень искренней и простодушной страны.

В стародавние времена наши наивные предки называли улицы, выходящие из населенных пунктов на проезжие дороги, именами городов, в которые эти дороги вели. Так в Москве есть Рижский вокзал и Ленинградский проспект, в Смоленске Рославльское и Витебское шоссе, в Питере есть Московский проспект и т. д. Правда в Москве есть Большая и Малая Грузинские улицы, которые не ведут в Грузию, а совсем наоборот; а в Смоленске есть улица Полтавская, которая ведет в овраг; но это досадные недоразумения и на их основании не стоит делать погоду, тем более что в данный момент наш герой шагал по улице, носившей имя древнее, гордое и могучее, он шел по улице Стародубской. Ни старых, ни молодых дубов на ней сроду не росло, но вела она в славный город Стародуб, через который, в свое время, проезжал транзитом из муромских лесов богатырь Илья Муромец показывать любопытному Киеву вероломного Соловья Разбойника.

Однако такое название улицы не понравилось устроителям новой жизни, которые в революционном задоре, лихо переименовали ее в Октябрьскую. Тем не